Остается последняя и самая страшная пытка: пойти к королю, в очередной раз рассказать ему о своих чувствах и добиться его разрешения. Его величество стоит рядом со своим креслом молча, но выглядит напряженно: ему не хочется обо всем этом думать. Луиза удалится в монастырь в конце апреля — в тот день, когда двор переместится в Бургундию. 20 апреля она слушает королевскую мессу, после чего король отбывает в армию, а Луиза садится в свою карету; она направляется к королеве, чтобы публично, стоя на коленях, попросить прощения за все то зло, которое она ей причинила; потом она обнимает мадам де Монтеспан; это восхищает мадам де Севинье, которая отмечает: Луиза испила чашу до дна. Потом она еще раз обнимает обоих своих детей. Все присутствующие охвачены волнением, но красивое лицо Луизы спокойно, никакие муки на нем не видны. Проникнув в монастырь кармелиток, она бросается в ноги настоятельнице: «Матушка, я плохо умею распоряжаться собственной волей, поэтому вручаю ее в ваши руки».
В июне мадам де Лавальер дает неотменимую клятву и облачается в одежды кармелиток; начинается ее жизнь кающейся затворницы; ей едва исполнилось тридцать лет. «Я совсем не страдаю, я спокойна, — пишет она маршалу де Бельфону, — а если страдаю, то радуюсь этому». Загадочное торжество духа!
Неизвестно, что испытал король в момент разрыва с Луизой. Все видели его «покрасневшие глаза». Но он уже далеко, он ее забыл. Его начинает раздражать вспыльчивость Монтеспан. Иногда он сомневается в правильности своих поступков; его не оставляют равнодушным гневные проповеди великого Боссюэ, который мужественно заявляет: «Какой смысл в ваших победах на полях сражений, Сир, если в душе вы побеждены и взяты в плен? Молите Бога, чтобы он отпустил вам грехи». Перед Пасхой 1675 года мадам де Монтеспан согласилась покинуть двор, чтобы король смог без скандала причаститься на Страстной неделе. Несколько недель спустя, в начале июля она снова рядом с королем, торжествующая, однако ненадолго. Она, в свою очередь, познает горечь разрыва: ее красота потускнела, она располнела, а ее капризы надоели. Когда в 1679 году разражается «дело о ядах», пошли слухи, что фаворитка пользовалась «любовной пудрой», чтобы отстранить соперниц и обеспечить себе королевскую благосклонность. Людовик XIV замял дело. Место в его постели заняла мадемуазель де Фонтанж.
СИДОНИЯ ДЕ КУРСЕЛЬ АДЮЛЬТЕР ЛИБЕРТИНКИ
Не верьте, что я здесь, потому что совершила что-то плохое. Дело в том, что мой муж меня хочет, а я его не хочу.
«Если верен слух о том, что у француженок две души, одна — чтобы запутывать, другая — чтобы распутывать, одна — чтобы желать, другая — чтобы отказывать, то у мадам де Курсель их три — третья для того, чтобы уметь как следует защищаться…» — писал Грегорио Лети Сидонии де Курсель в августе 1679 года. Грегорио Лети — это итальянский писатель, живший в Женеве, когда маркиза де Курсель скрывалась там от французского правосудия: она остроумна и рассказывает ему свою жизнь; он влюблен в нее, но она предлагает ему лишь дружбу, в обмен на которую он учит ее итальянскому языку. Покоренный ее красотой, Грегорио, немного безумный говорун, регулярно наносит ей визиты и передает письма от любовника. Во время последнего процесса Сидонии в 1679 году их переписка рассказывает о судьбе женщин, желающих самостоятельно строить свою жизнь.
Сидония, маркиза де Курсель — либертинка, а также, возможно, одна из самых отважных француженок, открыто восставшая против порядков, придуманных мужчинами или для мужчин. В 1663 году в возрасте тринадцати лет она выходит замуж, в течение двадцати пяти лет ведет светскую жизнь с перерывами на отбывание тюремных сроков и умирает в тридцать пять. Любовь для нее как кислород. Для нее почти не существует моральных преград, но она по-своему искренна. Она познала страсть, удовольствие, отвращение, капризы, гнев, ложь, расставания, одиночество, судебные процессы, заключение. Она знает о своей пылающей чувственности, которая бросает ее в объятия мужчин и ввергает в разврат. Но чья в этом вина? Всматриваясь в свою жизнь, в первую очередь она видит корыстные манипуляции родственников, потом свою наивность — «детство», как она выражается, объясняя отсутствие зрелости. На свое несчастье, она сирота, очень богатая единственная наследница именитой лотарингской семьи Ленонкур; также на беду, мать девочки, происходившая из не менее благородной семьи, состоявшей в родстве с немецкими принцами, имела репутацию женщины беспутной, и благодаря недругам матери эта репутация закрепилась и за Сидонией. Наконец, все ее любовники говорят о ее красоте: «Все во мне дышит любовью», — заключает она долгий рассказ о своих прелестях.