Пока Курсель, так сказать, мотал срок, его супруга находилась в замке Курсель в графстве Мэн, под надзором свекрови, однако бесстыдница сумела обойти препоны. В январе 1669 года Сидония больше не может скрывать беременность. Свекровь тут же предупреждает сына и называет имя соблазнителя: это Жак Ростен, паж из свиты дяди маркиза де Курселя, который имеет доступ в замок.
3 апреля 1669 года маркиз де Курсель подает в суд жалобу на Сидонию за супружескую измену и ходатайствует перед судом о проведении расследования имеющихся фактов. 14 апреля королевский судья по уголовным делам Шато-дю-Луар предписывает двум врачам и повитухе посетить Сидонию и отчитаться о визите к ней. Молодая женщина содержится в замке Курсель под надзором и 20 июня подвергается первому допросу. Она признает факты, заявляет, что ее муж не имеет отношения к беременности — потому что он находится в тюрьме, но отказывается назвать имя своего «соблазнителя».
Курсель следит за процессом из Консьержери. Он не хочет, чтобы изменница оставалась в его родовом замке, и поручает королевскому судье по уголовным делам перевезти ее из замка Курсель в Шато-дю-Луар. Сидония рыдает, говорит, что ее младенец не переживет переезда, и умоляет, чтобы ей дали возможность исповедаться. Расчувствовавшийся судья предлагает перевезти ее поближе, в какое-то место в двух лье от замка Курсель. Напрасно хирурги заявляют, что она нетранспортабельна. Приказ есть приказ. По пути Сидония теряет сознание, и ее возвращают в Курсель, но ненадолго. Три дня спустя ее перевозят в замок Сансоньер, прокурор достал для нее кресло для путешествий и не удержался от вопроса: «Это правда, что вы собираетесь рожать в доме человека, которого обесчестили?»
Сидония плачет, пытается подкупить его, но ничего не получается. 5 июля она рожает. Ребенка крестили; запись в церковной книге гласит: родился «от мадам де Ленонкур и неизвестного отца». 11 августа ее отвозят в Шато-дю-Луар; младенец через несколько дней умирает. 7 сентября она отказывается от своих признательных показаний, полученных под давлением, и подает новое заявление в суд: уверяет, что отец ребенка — ее муж. Не в силах выносить заключение, с согласия тюремщика маркиз якобы некоторое время отсутствовал в Консьержери и приехал к ней; во время этого визита она «забеременела и потом родила этого ребенка». Этой версии никто не верит, доводы признаны неприемлемыми, и процедура продолжается. В этот же день, 7 сентября, Ростен — тот, кого считают любовником и сообщником, — за неявку в суд приговаривается к смертной казни, а его изображение сжигается; имущество его конфискуется. Сидония признана виновной в адюльтере и «сроком на два года отправляется в королевское аббатство Бонлье ордена св. Бернара, где ей предписывается вести мирскую отшельническую жизнь», после чего муж сможет забрать ее. Ее состояние присуждается маркизу, она лишается приданого, наследства, права на получение доли имущества; из ее имущества вычитается жалкая ежегодная пенсия в 3500 ливров на содержание комнаты, которую она будет занимать в Бонлье. Вместе с Ростеном она приговаривается к уплате судебных издержек. Ей девятнадцать лет. Вот пример быстро проведенного судебного процесса и ловкой передачи состояния.
Сидония никогда не страдала нехваткой воображения. Она не строит планов, ее решения всегда обоснованы эмоциями и нервами, но она находит солидную поддержку в лице кое-кого из своих обожателей. Друзья помогают ей сбежать из Шато-дю-Луар, «дверь которого оказалась незапертой», и в ночь с 16 на 17 сентября она оказывается в Люксембурге. Ее супруг подает новый иск в суд, и 19 мая 1670 года королевский прокурор выносит более тяжелый приговор: пенсия Сидонии урезается до 2000 ливров, а сеньор де Шампле получает разрешение «заточить даму в монастырь Св. Елизаветы в Лионе». Маркизу де Курселю все это не прибавляет чести: куплетисты и завсегдатаи салонов мадам де Севинье и мадам де Монморанси высмеивают его, и не столько за рога — это атрибут стольких мужей! — сколько за смехотворную дуэль, алчность и неуклюжесть.
Через полтора года после побега, 20 февраля 1672 года, Сидония возвращается в Париж и становится узницей Консьержери: «Она красива как никогда. Она пьет, и ест, и смеется, и жалуется лишь на то, что до сих пор не нашла себе любовника в Консьержери», — рассказывает дочери мадам де Севинье. Сидонии двадцать два года, и она решает притвориться прямодушной: она настаивает на своей версии, рассчитывая на собственный шарм и на снисходительность судей, ведь судьи — мужчины! Ростен арестован, их показания сопоставляются и перепроверяются. Курсель подает иск за иском; выросли горы документов, писем, исков и прочих бумаг.