Дайте мне, сударь, возможность порвать с вами, когда вы так нужны мне — я лишь от вас могу ожидать помощи в моих делах. В этом способе прекратить наши отношения нет ничего, что нанесло бы удар вашей чести, как и моей. Так мне легче пережить боль потери, и если благодаря этому я смогу сохранить все уважение, которое я к вам испытывала, то, думаю, и вы не потеряете уважение, которое испытывали ко мне. Не стану оправдываться в невнимании или охлаждении, которое вы ставите мне в упрек, тем более разубеждать вас в ваших страхах по поводу моей неверности. С момента вашего отъезда я не видела ни одного мужчины; я думала только о вас и до прошлой пятницы любила вас со всей нежностью, которую вы получали от меня, когда были мною довольны. С того несчастливого дня я только и делаю, что с чувством сильнейшей горечи перечитываю ваше письмо. Три первые ночи после той пятницы я испытывала неописуемую боль… (17 января 1676 года).
В делах любви всегда все сложно, и резкая перемена в поведении Сидонии не способствует упрощению ситуации. Она упрямится. Иногда она изображает жертву и теряет терпение, потому что дю Буле не удается достаточно быстро устроить ее дела, потом берется за ум. Иногда она грубит ему, угрожает уехать из Женевы и вычеркнуть его из жизни: «Если мне суждено вечно быть несчастной, я выберу монастырь», иногда чувствует, что бывает зла и жестока: «Забудь нашу ссору… Не буду говорить, что люблю только тебя, потому что мне кажется, что ты и не можешь думать иначе». Возможно, он считает, что она любит его за оказываемые услуги? Она тут же оправдывается: «Для меня существует разница между любовником и другом, и услуги, которые мне оказывает один, не имеют никакого отношения к признательности, которую я испытываю к другому» (4 февраля 1676 года). И делает якобы наивную попытку помириться: «Как же вы правы, что не доверяете моей неблагодарности и легкомыслию! Как же они беспомощны против вас и как же я вам обязана за то, что освободили меня от желания порвать с вами и от необходимости придумывать, как бы это сделать!» (4 февраля 1676 года).
Неблагодарность, легкомыслие. Эти слова произнесены, и связь понемногу подходит к концу. Условия соглашения, которое дю Буле советует Сидонии принять, чтобы как-то наладить ее жизнь во Франции, вызывают у нее протест: вернуться в Париж, чтобы продемонстрировать свою добрую волю, добиться получения охранного свидетельства и явиться в суд для снятия заочного приговора, согласиться на возмещение ущерба в 100 000 ливров в пользу одиозного мужа — все эти предложения означали бы признание собственной вины и удвоили бы уже вынесенное наказание. Она считает, что ее недооценивают, и сердится: «Ну и дорогу вы предлагаете мне, чтобы выбраться из положения, в котором я оказалась! Ах! Сударь! Не давайте мне таких ужасных советов…», «Ничего хуже этого не могло со мной случиться», «Я не соглашусь на приговор, который обесчестит меня и оставит почти без гроша»; подобный приговор покроет ее позором — она повторяет это в марте 1676 года. Она также упрекает его в «охлаждении» и «вспыльчивости». Почта не всегда доставляется вовремя, и дю Буле отказывается иногда от коротких свиданий, во время которых их любовь могла бы вспыхнуть снова, и в свое оправдание пишет «какую-то галиматью, похожую на отговорки». Когда же он пишет ей нежные слова и просит прощения, она сомневается в его искренности.
Но иногда наступают проблески. Игривый тон и уверения в любви компенсируют их споры. Сидония знает свою необузданность и вспыльчивость; обидев любовника упреками, она признает свое «природное легкомыслие», быструю смену настроения и то, что она называет «проблемой темперамента, которую ей надо пережить в одиночестве». Она призывает его к согласию и радости, испытываемой ими, когда они оба довольны друг другом: «Я приняла решение — буду делать то, что хотите вы, и любить вас, что бы вы мне ни посоветовали». Что это — попытка разжалобить его или искренняя привязанность? Вероятно, и то и другое; она все чаще подумывает о том, чтобы уйти в монастырь; многие знаменитые любовницы именно там закончили свои дни. Но так трудно поверить, что эта блестящая молодая красавица может отказаться от всего, что она любит, — разве что она выбрала дорогу, по которой он больше не хочет следовать.
Дю Буле не отвечает. Застал ли он Сидонию в объятиях другого или ему надоели ее фокусы? Она умоляет его вернуться, хотя бы для того, чтобы объясниться: «Ради бога, сударь, возвращайтесь и не отказывайте женщине, которой вы обещали все на свете». И настаивает: «Разве можно бросать несчастную, даже не сказав ей почему? Как же все те обещания, которые вы мне давали?» Читатель этого не узнает. Дю Буле удалился в замок Сен-Жюльен, находящийся в нескольких лье от Женевы. Молчание — оружие жестокое, но эффективное. Многим парам для разрыва не требуется объяснений, все и так уже сказано.