Любовное желание обрушивается на молодого человека, как буря. Когда он с убеждением говорит, что нет «большего счастья, чем настоящая любовь, разделенная с милой женщиной», он абсолютно искренен и готов целую зиму хранить целомудрие, чтобы найти супругу, достойную его любви, хорошенькую и бескорыстную. Это, однако, не мешает ему в то же самое время ухаживать за актрисой из театра Ковент-Гарден, которая принимает его у себя в уборной, «прекрасная в своем дезабилье». Свидание должно состояться на следующей неделе. Страсть двадцатидвухлетнего Джеймса разгорается, он чувствует то, что называет «сладким любовным бредом»; он признается молодой женщине в своем восхищении ею и отдает ей сердце. На третьем или четвертом свидании его охватывают «муки настоящей любви», и, в пылу страсти, он заключает ее в объятия; красавица отталкивает его с многообещающей улыбкой, и он еще больше влюбляется в эту «изысканную смесь стыдливости и чувственности». Наконец, через две недели после первой встречи, она соглашается провести с ним ночь; отужинав с несколькими бокалами вина, совершенно счастливый после долгих недель воздержания, он погружается в «неисчерпаемый фонтан любви». Назавтра делает запись в дневнике: «Я рожден для сладострастия».
Четырьмя днями позже Джеймс является к прекрасной актрисе, и та принимает его со всей любезностью. Однако его огонь горит уже не столь ярко, он испытывает даже некоторую холодность; он признает, что это приключение было лишь времяпрепровождением в ожидании встречи с великосветской дамой, которой он понравится. Обеспокоенный, встревоженный, он испытывает необъяснимый страх, колющую боль и «некоторый жар в той части тела, что предназначена для Купидона». Он задается вопросом: может ли такая прекрасная и утонченная женщина быть грязной потаскухой? Решение принято быстро. Он возвращается к своей актрисе и заставляет ее признаться: «Мадам, вы единственная женщина, с которой я встречался на протяжении двух месяцев. Сегодня утром я был у врача. Он обнаружил у меня серьезную инфекцию и сказал, что женщина, от которой я подхватил эту инфекцию, знает, что больна. Это тем более ужасно, мадам, что я получил ее от вас, а не от уличной девки…» Дама все отрицает. Босуэлл остается светским человеком и не изменяет своей привычной вежливости; добившись от нее признания вины, он гордо заявляет, что заканчивает эти отношения «с мужественной твердостью и холодной вежливостью». Расставание проходит без слез, и он флегматично подводит черту: «В любви как на войне…» Венерические болезни не прекратятся на протяжении всей его любовной жизни и будут расшатывать его здоровье. Воды, гимнастика, масла — чего только ему ни советовали, и все без толку.
Чаще всего расставания не проходят так быстро и с такой очевидностью. Чтобы расстаться с женщиной, которую он полюбил, Босуэлл нуждается в помощи друзей, в частности в одобрении Темпла. В 1766 году — ему уже двадцать шесть — он до безумия влюбился в дочь садовника Ефимию. Она красива, невинна и весела; они пишут друг другу записки и прячут под скатерть на его столе и вместе вытирают пыль в его комнате; она разрешила ему срезать прядь ее волос, и он бережет ее, как сокровище. Его воображение разыгралось, он испытывает волнение, как в ранней юности: не окажется ли она более послушной, более простой и более нежной супругой, нежели респектабельные дамы из высшего общества, которые думают только о благопристойности? Признательная милая малышка будет ему предана и подарит здоровых деток. Вот он мечтает об упоительной свадьбе — каприз сладострастного воображения; а 28 апреля пишет Темплу письмо с мольбой помочь ему избежать наваждения — отца это убьет! Три недели спустя наваждение развеялось, и Босуэлл со смирением признает слабость своего характера: в Моффате, где он принимает целебные ванны, некая свободная молодая женщина дарит ему райское наслаждение и разгоняет все его сожаления. «Это будет, — пишет он простодушно, — последняя моя внебрачная связь». Что же до Ефимии, то, обладая здравым смыслом, она не приняла всерьез экзальтированные заявления молодого барина.
Иногда жизнь сама прекращает отношения. Когда Босуэлл был в Утрехте, он познакомился с Изабель ван Зюйлен, дочерью губернатора провинции. В своем дневнике он называет ее Зелидой — она сама себе придумала такое имя. Приданого у нее почти нет, но она принадлежит к высшему голландскому свету, и она очень соблазнительна; блестяще образованная, она говорит по-английски и очень умна. Возможно, слишком умна для девицы на выданье: слушает свой разум, а не сердце, и мысль о вечных брачных узах ее ужасает. Но Джеймс влюбился, просит ее руки, хотя и побаивается ее колкости, а также беспокоится по поводу ее способности стать «достойной хозяйкой Окинлека». В «Дневнике» он скрепя сердце откровенно признается: «Она превосходит меня. Людям это не нравится!» История решает за него: отец Зелиды был бы рад принять его предложение, но, сообщает он весьма куртуазно, уже состоялся сговор с одним савойским маркизом, который только что отправил папе римскому просьбу разрешить ему брак с протестанткой. Босуэлл в глубине души испытал огромное облегчение. «Такому уму не место в Окинлеке. <…> Мой отец не смог бы этого выносить». Тем не менее нерешительный молодой человек не сжигает за собой мосты: «Возможно, Зелида исправится!» Зелида, по-прежнему незамужняя, проводит в Англии осень и зиму 1766/67 года, и муки выбора возобновляются; ничто пока не решено. На следующий год, в марте 1768-го — Зелиде 28 лет, и она засиделась в девушках, — она пишет ему из Утрехта, что он должен навестить ее: «Посмотрим, сможем ли мы счастливо жить вместе». Джеймс, с большим уважением относящийся к отцовской власти, а главное — желающий отложить принятие решения, пишет отцу письмо с просьбой разрешить ему поездку в Голландию. Путешествие не состоялось, но два месяца спустя Босуэлл получает письмо от Зелиды (необнаруженное), которое ему очень не нравится. Все кончено, и он жалуется верному Темплу: «Ну не мегера ли она или, по крайней мере, разве не будет она мегерой в сорок лет?» Девушка окончательно и без сожалений отвергнута; она выйдет замуж за господина де Шарьера, дворянина из швейцарского кантона Во, бывшего учителя своего брата, и будет писать романы, восхитительно высмеивающие положение женщин и убожество респектабельного провинциального общества; эти романы откроют ей двери в салон мадам Неккер[42].
42
Сюзанна Неккер (1737–1794) — французская писательница швейцарского происхождения, хозяйка литературного салона, мать Жермены де Сталь.