К счастью, вскоре после этого скатерть убрали и начались тосты. Среди прочего пили за жён и возлюбленных, и хотя за столом слышались обычные шутливые слова «пусть жены и возлюбленные никогда не встречаются», заметно было, что вряд ли нашёлся бы хоть один человек, оставшийся равнодушным к этим тостам после такого долгого плавания.
Возможно, некоторую роль в этом сыграла вызванная опьянением сентиментальность, но не для всех, конечно. Джек, например, совсем не пил, однако его глубоко тронуло внезапно возникший в голове образ дома — прекрасное видение, затмившее впечатления этого ужасного дня и роящиеся в голове мысли. Поэтому единственный способ исполнить долг гостеприимства перед офицерами кают-компании и гостями, какой он смог придумать — выпить с каждым из них по очереди. Он сделал это в порядке старшинства, а просто против часовой стрелки: «Мистер Моуэт, стакан вина с вами, сэр, за вашу музу. Мистер Бучер, пью за вас, сэр, и за берега Потомака».
Аллен, седовласый штурман «Сюрприза», был отличным моряком, но на официальных собраниях он обычно вел себя так застенчиво, неловко и скованно, что лучше его было даже не пытаться разговорить. Но этим вечером он, раскрасневшись от удовольствия, ответил на тост Джека низким поклоном, наполнил бокал и осушил его с сердечными словами: «За ваше здоровье, сэр».
За Алленом сидел Хани, помощник штурмана, которого Джек временно назначил исполняющим обязанности лейтенанта, и когда Хани закончил объяснять своему соседу справа значение английского пэрства, Джек обратился к нему через стол и выпил с ним.
Потом, когда графин проделал полный круг, Обри обратился к соседу:
— Мистер Уинтроп, давайте выпьем за бостонских дам.
Затем последовал казначей Адамс, весельчак, сейчас просто сияющий от того, что свинина, говядина, хлеб, свечи, табак, ром и одежда погружены на борт и тщательно занесены в гроссбухи. Но когда он выпил свое вино, Джек воскликнул:
— Давайте, сэр, я вижу свет Господень в этом стакане, а это, несомненно, почти государственная измена, давайте его аннулируем». Примерно то же могло быть сказано про скромный тост Мартина, но Джек питал слишком сильное уважение к священникам, чтобы на это указывать. Опустошив свой бокал, он налил еще один со словами: «Киллик, отнеси это мистеру Мейтленду (еще одному временно исполняющему обязанности лейтенанта, стоящему на вахте) и передай, что я пью за него». Потом настала очередь Говарда, офицера морской пехоты, чье лицо стало таким же красным, как и мундир, и чей желудок едва ли мог принять хоть каплю вина, в то время как душа явно этого желала. И наконец, очередь дошла до соседа слева:
—Доктор Мэтьюрин, бокал вина с вами.
За столом стало шумно — одновременно завязались три оживлённые беседы. Моуэт и мистер Аллен пытались оторвать Стивена от невесёлых размышлений, объясняя предложение капитана.
— Бокал вина? Он хочет выпить со мной бокал вина? С удовольствием. За ваше здоровье, сэр, чтобы ничто не стояло на пути. Пусть Бог пошлёт нам удачу в плавании.
По его тону было понятно — он считает, что удача им потребуется, и это могло бы омрачить обед, если бы офицер морской пехоты не выбрал тот же самый момент для того, чтобы с улыбкой погрузиться в забытьё и плавно соскользнуть под стол.
Немного погодя гости начали прощаться, и вскоре американцы уже гребли назад, к своему пустому китобою, собираться в дорогу домой на шведском картельном судне.
В каюте, где готовили инструменты для следующего званого вечера — с адмиралом, Джек заговорил:
— Говорят, вино меняет настроение. Ерунда. Я пил со всеми за столом по кругу, и несмотря на это, я мрачен, как кастрированный кот, и трезв как стекло.
— Ты и вправду абсолютно трезв, Джек?
— Ну, может, я произношу свои замечания чуть более невнятно и медленнее, чем обычно, но мой ум абсолютно трезв. К примеру, нет ни малейшей опасности, что я стану ломать свою карьеру только ради удовольствия высказать этой старой собаке, что я думаю про его идею устроить повешение в воскресный день.