«Источник великодержавного невнимания к национальным особенностям страны не только в “кадре старых партийных работников русского происхождения в составе коммунистических организаций национальных республик”, но и в значительной части партийных работников Московии (! — Ю.Ж.). От некоторых центральнейших работников мы слышали на пленуме (6 октября 1922 года. — Ю.Ж.) воззрения, в которых сквозила дремлющая и только нечаянно потревоженная дискуссией великодержавность. На периферии конфликты между “великодержавниками” и “националами” с противоположным уклоном принимают открытую форму и превращаются во фракционную борьбу».
Именно так, а не иначе! По мнению Троцкого, фракционная борьба в партийных организациях национальных республик — всего лишь конфликт «великодержавников из Московии» и местных коммунистов. Других оснований для споров по поводу конструкции СССР, организации власти в создаваемом государстве не существовало. И чтобы подчеркнуть такую трактовку, Троцкий поспешил пояснить: «Второй уклон, национальный, и исторически, и политически является реакцией на первый… Надо ясно сказать, что национальный уклон коренится в традициях угнетённого состояния, великодержавный — в привычках угнетательского состояния».
Таким образом, Троцкий и выразил своё отношение к национализму, сепаратистским тенденциям, проявлявшимся на Украине и в Грузии начиная с 1917 года. Как бы забыл о Центральной раде с Грушевским и Петлюрой, своим заключением сепаратного мира с Германией и Австро-Венгрией сорвавшей переговоры советской делегации в Бресте. Забыл о грузинских меньшевиках, ведших откровенно империалистические войны с Арменией и даже деникинской частью России. Сразу перешёл к вопросу об образовании СССР. По сути, взял под защиту взгляды Раковского и Фрунзе, группы Мдивани, единожды отвергнутые — на Первом Всесоюзном съезде Советов.
«Создание Союза социалистических республик, — указывал он Сталину, — было, несомненно, понято известной частью центральной советской бюрократии как начало ликвидации национальных (союзных. — Ю.Ж.) и автономных государственных организаций и областей. Нужно самым резким образом осудить такое понимание, как империалистско-антипролетарское и призвать Центральный комитет партии и всю вообще партию строго наблюдать за тем, чтобы под знаменем объединённых комиссариатов не делалось попыток игнорировать хозяйственные или культурные интересы национальных республик»{66}.
Получив такую суровую отповедь, Сталин попытался найти компромиссное решение. «Ещё в резолюции X съезда партии по национальному вопросу, — отвечал он Троцкому уже на следующий день, 7 марта, — составленной мною, говорится об особом вреде уклона к великодержавности. Выступления некоторых товарищей на пленуме убедили меня, что эту сторону дела следует ещё более подчеркнуть на XII съезде. Заодно с этим думаю упомянуть в тезисах о великодержавности господствующих наций некоторых наших республик, имеющих в своём составе несколько национальностей (Бухара, где узбеки великодержавничают в отношении туркмен и киргизов (казахов. — Ю.Ж.); Туркестан, где киргизы великодержавничают в отношении узбеков и туркмен; Грузия, где грузины великодержавничают в отношении армян, абхазов, аджарцев, осетин; Азербайджан, где татары (азербайджанцы. — Ю.Ж.) великодержавничают в отношении карабахских армян и т.д.
Уклон этот, конечно, не так опасен, как уклон к русской великодержавности, но он всё же достаточно опасен, и умолчать о нем в тезисах, по-моему, нельзя»{67}.
Тем самым Сталин попытался хоть несколько снизить ту, несомненно преувеличенную, роль русского шовинизма, которую тому придал Троцкий. Не упомянул Сталин и о великодержавности на Украине, безусловно мелкобуржуазной, в отношении к русским преимущественно рабочим. Не захотел слишком ярким примером намекать Троцкому на его вопиющее отступление от маркизма. На его отказ от основополагающего — классового — принципа, который исповедовала партия.
Пойти на компромисс, в известной степени даже на повторную капитуляцию, вынудила Сталина трезвая оценка положения в руководстве РКП. Понимание, что возникшая в октябре 1922 года после отказа Троцкого 14 сентября занять пост заместителя председателя Совнаркома{68}, «тройка» в лице Зиновьева, Каменева и его самого, Сталина, с единственной целью — хоть как-то уравновесить слишком огромную политическую значимость Льва Давидовича, так и не сыграла предназначенную ей роль. Смертельная болезнь Ленина фактически уже сделала Троцкого, ещё вчера второго человека в партии и стране, первым. Осознал Сталин и иное — Зиновьев и Каменев даже не попытались поддержать своего временного соратника.