Столь же безрезультатным оказалось и разрешение в апреле 1922 года свободного обращения золота, серебра, драгоценных камней, валюты{4}. Иными словами, восстановление права граждан иметь в собственности и свободно продавать всё то, за лишь хранение чего в период «военного коммунизма» безжалостно карали.
Несмотря на все предпринимаемые меры по оздоровлению финансовой системы, положение рабочих и служащих только ухудшалось, о чём наглядно свидетельствовало продолжение забастовок. В 1923 году их число сохранилось на том же, что и в предыдущем уровне, -444 со 164,8 тысячи участников. И также первыми в рядах бастующих находился пролетариат — шахтёры провели 155 забастовок, металлисты — 117.{5} Они, используя законное (что подтвердил XI партсъезд) право защищать свои интересы, протестовали прежде всего против ставших регулярными задержек зарплаты, а также и её величины, не позволявшей сводить концы с концами.
Забастовки, проходившие по всей стране с завидной регулярностью, ПБ старалось просто не замечать, ибо не знало, как же реагировать на них. Ограничивалось уклончивыми решениями. Так, 25 января постановило: «Предложить редакциям газет наблюдать за тем, чтобы статьи, касающиеся заработной платы, писались в строго деловом, фактическом, спокойном тоне, без заострения вопроса в сторону взаимоотношений между профсоюзами и хозяйственными органами. Предложить членам ЦК не принимать участия в дискуссии»{6}. А 1 февраля, рассмотрев вопрос «О борьбе с ростом хлебных цен», вообще уклонилось от какого-либо решения — «Направить в советском порядке»{7}.
Партийное руководство вынуждено было так поступать, хотя Рыков, выступая в сентябре 1922 года на V Всероссийском съезде профсоюзов, вынужден был дать такую оценку НЭПа: «Видимость торгового оживления, витрины, заставленные как будто большим количеством товаров, появление на улицах богатых дам с болонками»{8}. Да, именно такой оказалась на проверку новая экономическая политика, поначалу, при её введении, казавшейся панацеей от всех абсолютно бед. Способной в короткий срок восстановить экономику страны.
Больше скрывать саму продолжавшуюся разруху оказалось невозможным. Приходилось признавать, что численность рабочих, занятых в промышленности, в 1921/22 бюджетном году составила 1 243 тысячи человек, или всего 48% от довоенной, а в следующем лишь чуть возросла — достигла 1 452 тысячи.
Причина того вроде бы выглядела вполне объективной — сокращение числа действующих заводов, фабрик, шахт, рудников. Из 13 697 национализированных в 1918 году предприятий пять лет спустя около трети бездействовали, ещё около трети оказались в аренде у частников-нэпманов, работали же всего 4212. Мало того, 3470 из них, наиболее крупные, с 881 806 рабочими объединили в 426 трестов, не столько управлявших ими, сколько занимавшихся сбытом продукции, завышая на неё цены ради извлечения максимальной прибыли{9}. Кроме того, по декрету СНК от 10 декабря 1921 года, было возвращено бывшим владельцам 76 предприятий, являвшихся наиболее доходными — 20 текстильных фабрик, 17 химических заводов, иные{10}.
Такое положение и предопределило спад производства. Если в 1912 году в стране выплавляли 232,3 миллиона пудов чугуна, то в 1921/22 — всего 10,4 миллиона, то есть 4,5%. Стали выплавляли соответственно 243,1 и 19,4 миллиона пудов, проката давали 202,9 и 15,8 миллиона пудов, выпуск паровозов сократился с 660 штук в 1912 году до 115 — в 1921/22, вагонов с 10,3 тысячи штук до 880. Тот же спад наблюдался и в горнодобывающей промышленности. Угля добыли в 1913 году 2 150 миллионов пудов, а в 1921/22 — 588,8 миллиона, железной руды — 532 миллиона пудов и 10,8 соответственно. Лишь добычу нефти удалось в том же 1921/22 году довести до 25 миллионов пудов по сравнению с 46 миллионами 1913 года{11}.
Но тем бедствия, обрушившиеся на промышленность и рабочих, не ограничились. Свою, и весьма значительную, лепту вносил и Наркомат внешней торговли. В начале 1922 года большую часть выручки, полученной от экспорта хлеба, он потратил на то, без чего мог обойтись. Заключил двадцать два договора с зарубежными фирмами на общую сумму 300 миллионов золотых рублей, чтобы приобрести то, что с большим успехом и гораздо дешевле могла произвести отечественная промышленность: рельсы в США, паровозы в Швеции, железнодорожные цистерны в Великобритании и Канаде.
При проверке, с большим трудом проведенной по инициативе треста Государственных объединенных машиностроительных заводов (ГОМЗА) и Всероссийского профсоюза рабочих-металлистов, обнаружились вопиющие факты. Всё, заказанное за границей Наркомвнешторгом, с успехом могли поставить, и по куда более низкой цене, отечественные заводы: Сормовский, Брянский, Луганский, Коломенский, Днепровский, Донецко-Юрьевский, иные{12}.