– Вот, пожалуй, лучший из мотелей, – сказал Рон, показывая на светящуюся вывеску.
«ГОСТИНИЦА „РАЙ“. ЕСТЬ СВОБОДНОЕ МЕСТО».
Как это символично! В раю освободилось место, и она, Кэтрин Александер, готовится занять его.
Рон въехал во двор и остановил машину у побеленного здания конторы с надписью на дверях: «Позвоните и входите». Во дворе было около двадцати пяти пронумерованных деревянных бунгало.
– Ну как, тебе нравится? – спросил Рон.
«Здесь как в дантовом аду; как в римском Колизее, когда там собираются бросить христиан на съедение львам; как в Дельфийском храме, где весталка с ужасом ждет своей участи».
Кэтрин вновь почувствовала приятное возбуждение в паху.
– Потрясающе! – ответила она. – Просто потрясающе!
Рон понимающе улыбнулся.
– Я сейчас вернусь.
Он положил Кэтрин руку на колено и погладил ее по бедру. Затем он быстро и бесстрастно поцеловал ее, выскочил из машины и помчался в контору. Кэтрин осталась сидеть в машине. Она смотрела ему вслед, стараясь ни о чем не думать.
Вдруг где-то вдали она услышала вой сирены. О боже, пришла она в ужас, это же облава! В подобных местах всегда устраивают облавы! Дверь конторы управляющего отворилась, и появился Рон. Он нес в руке ключи и, по-видимому, не обращал никакого внимания на сирену, которая выла все ближе и ближе. Рон подошел к машине с той стороны, где сидела Кэтрин, и открыл дверцу.
– Все в порядке, – сказал он. Сирена надрывалась уже совсем рядом, и ее леденящий душу вопль приближался с ужасающей скоростью. Может полиция арестовать их только за то, что они въехали во двор?
– Пошли, – поторопил Рон Кэтрин.
– А этого ты, что, не слышишь?
– О чем ты?
Звук сирены пронесся мимо них и раздавался теперь на другом конце улицы, удаляясь. О черт!
– Птицы, – слабым голосом произнесла Кэтрин.
Лицо Рона выражало нетерпение.
– Что-нибудь не так? – поинтересовался он.
– Нет, ничего, – поспешила ответить Кэтрин. – Я иду.
Она вылезла из машины, и они направились к одному из бунгало.
– Надеюсь, что тебе достался номер, который принесет мне счастье, – весело обратилась она к нему.
– Что ты сказала?
Кэтрин подняла голову, посмотрела на него и вдруг поняла, что ее попросту не было слышно. Во рту у нее пересохло.
– Ничего, – недовольно буркнула она.
Они подошли к двери, и на ней красовался тринадцатый номер. Поделом тебе, Кэтрин! Этим небо предупреждает тебя, что ты забеременеешь. Бог решил наказать Святую Кэтрин.
Рон отпер дверь и открыл ее, пропуская Кэтрин вперед. Когда он зажег свет, Кэтрин вошла в комнату. Она не верила своим глазам. Создавалось впечатление, что все пространство занято огромной кроватью. Из другой мебели в комнате были только стоявшее в углу мягкое кресло неприглядного вида, небольшое трюмо и рядом с кроватью старое радио с приемной щелью для двадцатипятицентовых монет. Попав в такую комнату, никто ни на секунду не усомнится в ее назначении – это помещение, куда молодые люди приводят девушек для удовлетворения своих половых потребностей. Здесь не скажешь: «Ну вот, мы наконец попали на лыжную базу», или «мы находимся в зале для военных игр», или "мы въехали в номер для молодоженов отеля «Амбассадор». Нет, это просто дешевое любовное гнездышко. Кэтрин повернулась, чтобы посмотреть, что делает Рон. Он закрывал дверь на задвижку. «Прекрасно. Если вдруг нагрянет полиция нравов, ей придется ломать дверь». Кэтрин тут же представила себе, как двое дюжих полицейских выносят ее, голую, из номера, а в это время предприимчивый фотограф делает снимок, который потом появится на первой полосе газеты «Чикаго дейли ньюс».
Рон подошел к Кэтрин и обнял ее.
– Ты нервничаешь? – спросил он.
Она подняла на него глаза и выдавила из себя смех.
– Нервничаю? Не будь идиотом!
Он продолжал изучающе смотреть на нее, подозревая ее в неискренности.
– Ты ведь занималась этим раньше, да, Кэти?
– Я не веду записей.
– Весь вечер у меня к тебе какое-то странное отношение.
«Ну вот и наступило самое страшное. Из-за моей проклятой девственности он возьмет меня за жопу и вышвырнет ко всем чертям. Но я не допущу этого. По крайней мере сегодня ночью».
– Какое отношение?
– Сам не знаю, – у Рона в голосе чувствовалась растерянность. – Иногда ты бываешь очень сексуальной; ну, понимаешь, у тебя есть физическое обаяние, «изюминка», а иногда ты где-то далеко-далеко и холодна как лед. В тебе как бы живут два человека. Так кто же из них настоящая Кэтрин Александер?
Та, что холодна как лед, машинально призналась себе Кэтрин. А вслух произнесла:
– Сейчас я тебе это покажу.
Она обняла его и поцеловала в губы. В нос ей ударил запах только что съеденного яйца по-китайски.
Рон сильнее прижался к ней губами и крепче притянул ее к себе. Он взял в руки ее груди и стал ласкать их, одновременно стараясь поглубже проникнуть языком ей в рот. Кэтрин почувствовала, что где-то внизу у нее стало горячо и мокро и что ее трусики пропитываются влагой. Наконец-то, подумала она. Теперь это сбудется! Наверняка сбудется! Она еще крепче обняла его, и ее охватило растущее, почти невыносимое волнение.
– Давай разденемся, – предложил Рон хриплым голосом. Он отодвинулся от нее и стал снимать пиджак.
– Подожди, – сказала она. – Можно, я сама тебя раздену?
У нее появилась небывалая уверенность. В эту замечательнейшую из ночей она не подведет. Она вспомнит все, что читала и слышала о сексе. Когда Рон вернется в университет, ему не придется рассказывать девушкам, что он занимался любовью с маленькой глупой девственницей. Пусть у Кэтрин не такая большая грудь, как у Джин-Энн. Зато мозги у Кэтрин работают в десять раз лучше, и она воспользуется этим, чтобы доставить Рону удовольствие в постели. Он с ума сойдет от наслаждения. Кэтрин сняла с него пиджак и потянулась за галстуком.
– Подожди, – попросил Рон. – Я хочу посмотреть, как ты раздеваешься.
Кэтрин уставилась на него, сделала глотательное движение, медленно расстегнула молнию и сняла платье. Она осталась в лифчике, комбинации, чулках и туфлях.
– Продолжай.
Секунду она колебалась, а потом через голову сняла комбинацию. «Львы выигрывают у христиан со счетом два ноль», подумала Кэтрин.
– Здорово! Давай дальше.
Кэтрин медленно села на кровать и не спеша стала снимать туфли и чулки, стараясь выглядеть при этом как можно сексуальней. Вдруг она почувствовала, что Рон стоит у нее за спиной и расстегивает лифчик. Кэтрин не противилась, и лифчик упал на кровать. Рон поднял Кэтрин с постели, поставил ее на ноги и принялся стаскивать с нее трусики. Она глубоко вздохнула и закрыла глаза. Ей почему-то захотелось быть сейчас где-нибудь в другом месте с другим мужчиной, с человеком, которого она бы любила и который любил бы ее, от которого она родила бы чудесных детей, носящих его фамилию, который боролся бы за нее и был готов отдать за нее жизнь и для которого она стала бы обожающей его помощницей. «Шлюхой в постели, величайшим кулинаром на кухне и очаровательной хозяйкой в гостиной…» Ей хотелось быть с мужчиной, который убил бы любого сукина сына вроде Рона Питерсона, если бы тот посмел привести ее в эту сальную, унизительную дыру. Ее трусики упали на пол. Кэтрин открыла глаза.
Рон не отрываясь смотрел на нее, и лицо его выражало восхищение.
– Боже мой, Кэти, какая ты красивая! – воскликнул он. – Ты потрясающе красивая!
Он наклонился и поцеловал ее грудь. В это время Кэтрин случайно взглянула в зеркало трюмо. То, что она увидела, отдавало французским фарсом, отвратительным и грязным. Все, кроме возбуждающей боли в паху, говорило ей, что происходящее ужасно, безобразно и неверно, но дороги назад не было. Рон стал срывать с себя галстук, а затем расстегивать рубашку. От лихорадочных усилий у него покраснело лицо. Он расстегнул пояс и снял брюки. Оставшись в трусах, он сел на кровать и принялся скидывать ботинки с носками.