И он показал мне лес. Он знал каждую травинку, каждый камешек, каждый неброский куст. Он понимал язык птиц и зверей. Он знал, когда начнётся звездопад. Он знал, когда наступит самый жаркий день, а когда — самый холодный.
Он вел меня по лесным тропам, сжимая мою ладонь в своей сильной руке. Его голос убаюкивал, манил, завораживал. Он не называл своего имени, но читал стихи… Стихи, которые я не слышала никогда.
Мне не хотелось расставаться с ним. Мне хотелось вечность идти вот так рука об руку и говорить о природе, погоде, слушать стихи, смотреть на закат, выть с ним в унисон.
— Ты хочешь пойти со мной? — спросил он.
Только сейчас я заметила, что глаза его жёлтые… Они смотрели не на меня. Они видели меня насквозь. Он знал, что я не откажу. И я не отказала…
— Да, я пойду с тобой…
На моих глазах деревья расступились. Меж ними был все тот же лес. Игра воображения и только! А он повёл меня в образовавшийся проход. В мир, где он властелин.
В мир, где он становился собой, а я собой быть перестала. Я шагнула за своей внезапной любовью в преисподнюю. Но тогда я ещё не знала об этом…
Вечер
Спустя время я стала супругой человека, который не был человеком вовсе.
Он умел оборачиваться зверем в прямом и переносном смысле. Мне было страшно и забавно одновременно видеть перед собой внушительных размеров волка с горящими желтыми глазами. Он любил быть волком. И любил, чтобы я любила его в обличии волка.
Его мягкая шкура грела ночами, его тёплый мокрый язык скользил по телу, его острые зубы оставляли на моём теле кровавые отметины. Так он показывал своё превосходство надо мной, так он говорил, что я принадлежу лишь ему одному.
Он не ведал жалости. Он требовал ласки, но взамен я получала укусы, слышала утробный рык, чувствовала, как когти впиваются в нежную плоть. И мне казалось, что я слышала его смех в эти моменты.
Он был зол на меня за то, что я «человеческое отродье». Так он называл меня в приступах гнева. Он ненавидел меня за то, что я не могу дать ему потомства.
Он не умел прощать, не слышал просьб. Он угрожал мне расправой каждый день, но отказывался отпускать меня.
Он говорил, что моя семья — это он. Что мои друзья — это он. Большую часть времени он держал меня взаперти. И выйти я могла лишь для сбора грибов или ягод в лесу, где царил полумрак.
Мы жили в землянке, где из мебели были только лежак и стол с длинной скамьей. И ещё печь, точнее странное её подобие. Именно в ней я и готовила еду. Наверное, это все, чем я занималась. Иногда пыталась сшить себе новую одежду из обрывков тряпья, что зверь приносил из мира людей. Он бывал там, но никогда не брал меня с собой.
Зверь всегда знал, где я и что делаю. У него был дар. Он знал многое, многое предвидел. Я не могла ничего скрыть от него. И хотя зверем был он, на привязи сидела я…
Ночь
Полнолуние. Мой зверь возвращается с охоты. Его морда в крови. Она капает на только что вымытые доски пола. От грязных лап тянется вереница следов. Шерсть покрыта репьями, по ней бегают мерзковатые насекомые.
На стол падают несколько куропаток. А он садится на скамью и не спеша принимает человеческий облик.
— Надеюсь, ты согрела воду? — спрашивает он.
Я киваю на большой чан над очагом. Я согрела воду, я почищу куропаток и приготовлю их как ты любишь. Сегодня все будет для тебя. Даже то, о чем пока ты не подозреваешь.
Он окатывает себя водой из чана, а я подаю ему полотенце, которое сама расшивала цветами, чтобы появилось хоть одно яркое пятно в беспросветности жизни. Он фыркает на эти цветы. Он ненавидит их так же, как и меня. Ничего, скоро все закончится!..
Он принимается за еду. Куропатки подрумянились в печи. Ему нравится эта еда. Он ест с удовольствием. А я жду удобного момента.
Подхожу сзади, когда он вгрызается в птичье мясо и обнимаю с той нежностью, на которую пока ещё способна. В моей правой руке зажат нож. Я, как могла точила его, чтобы он не уступал по остроте бритве. Я прижимаюсь к нему, к своему ужасному зверю, своему когда- то любимому мужчине. В последний раз…