Она была одна, но знала, что, как только она пошевелилась, датчики на камерах дали сигнал в мониторы. За стеклом были люди, она их инстинктивно ощущала, но пока к ней никто не торопился. Яростный взгляд впился в стекло, девушка попыталась сесть, но голова и тело отказывались слушаться.
— Я не для того…сбегала… — прорычала, но на самом деле прохрипела, Элис, натягивая тонкие серебряные цепочки, идущие от серебряных браслетов на руках, — Чтобы вернутся…
Так она провела еще час, прежде чем вошли люди в одинаковых белых халатах. Она знала их хорошо, безмолвные и бесстрастные, сколько ни рычи и ни обзывай.Они просто будут делать свою работу. Вот и сейчас, приподняв ткань рубашки на завязках, которая была на Элис, один, крепко держа, взял кровь из вены на анализ, второй проверил реакцию ее зрачков фонариком.
Если Элис и хотела огрызаться, то, при виде ученых просто закрыла глаза, спасая их от света. Она не дергалась, экономя силы, зная, что рано или поздно появится тот, кому она обязана своим заточением. И это несмотря на то, что она знала, что практически бессильна сейчас. Желудок стянуло болезненным голодом.
Когда мужчины вышли, их место заняла женщина. Надев белые медицинские перчатки и раздвинув ее ноги, она осмотрела ее половые органы, удовлетворенно кивнула и, забрав инструменты, вышла. Элис снова оставили одну. Она была предоставлена самой себе, но все-таки, когда она уже решила, что о ней забыли, дверь открылась и внутрь вошел мужчина лет сорока с подносом в руках, на котором была тарелка с мясом, пожаренным с кровью.
— Ну здравствуй, Элис…
Она расслабилась. Смирилась. По крайней мере на сегодня решила отступить, когда убедилась, что ее оставили в покое. Она готова была забыться сном, несмотря на дикий голод. Но все полетело к дьяволу, когда он появился на пороге.
— Рем, — Элис оскалилась и дернулась, делая новую попытку ровно сесть и смотреть своему мучителю в глаза. Теперь не надо было притворяться влюбленной дурочкой, после ее побега охотник ей все равно не поверил бы. И, видимо, ненависть и голод были настолько сильны, что Элис смогла сесть, глядя в упор на Ремуса.
— Только тебе я позволял так себя называть, — мужчина говорил тихо, мягко, наверное, даже ласкового, если бы не холодный метал в глазах, — Я много тебе позволял…я заботился о тебе, Элис… — он поставил тарелку на столик так, чтобы она не достала, — И как ты мне отплатила?
Девушка снова дернулась, но тонкие серебряные цепи держали крепче тяжелых якорных. Оскалившись, она с ненавистью и страхом смотрела на охотника. Зверь внутри взвыл, что его дразнят мясом.
— Ты держал меня взаперти, словно комнатную собачку, — прохрипела, огрызнувшись, Элис.
— Я растил тебя, как драгоценный цветок…оберегал, — мужчина обошел ее и погладил по волосам. Он никогда не торопился, любил долгие беседы, но сейчас она чувствовала его раздражение, которое он тщательно скрывал, но Элис успела его хорошо узнать. На вид Ремусу было около сорока, высокий, накаченный, мышцы не скрывал даже черный свободный костюм. Волосы оттенка соль с перцем, подернутые сединой, доходили ему до лопаток и были стянуты в хвост на затылке.
— Я мечтала о свободе… Рем, — тихо выдохнула Элис, инстинктивно напрягаясь. Однако прикосновение заставило страх уйти: охотник никогда не делал ей намеренно больно. Да, он использовал ее. Но в разговорах с ней он всегда, подчеркнуто всегда, вел себя заботливо. Элис даже на миг подумала, что Ремус не виноват в том, что видит ее благополучие не так, как она сама. Всего лишь на пару секунд она посочувствовала ему, подумав, что причинила боль своим побегом.
— Свобода…и что бы ты стала делать…окружающий мир отвратителен. Он прогнил изнутри — продажные политики, жадные банкиры, воры, насильники, убийцы и шлюхи кругом, — его голос обрел силу, и в каждой нотке слышалось отвращение, — А еще эта шайка блохастых выродков, знающих только три вещи в жизни: жрать, трахаться и убивать!
— Я одна из них! — резко ответила девушка, пытаясь удержать Ремуса в поле зрения, — И весь год, когда я не скрывалась от твоих ищеек, я наслаждалась каждым мигом свободы, окружающего мира. Каждым мигом вдали от проклятых лабораторий и тебя!
Взгляд серых глаз на миг стал острым, как лезвие кинжала, и Ремус оказался рядом, поймав ее лицо за подбородок и склоняясь к ней.
— Нет, моя девочка, ты отличаешься от них во всем. Ты создана мной и создана для меня…первая, ты станешь Евой нового вида… Но, не уничтожив старого — нового не построишь… Однако я уже близок к этому…скоро никого из стариков не останется…а новичков я превращу в моих верных собачек… — мужчина усмехнулся, погладив ее по щеке, но его руки, как всегда, были холодны как лед.
— Ты говоришь обо мне как о своей суке на выставке, — оскалилась по-звериному девушка, но от прикосновения не отпрянула в силу выработанной привычки. Однако по коже прошли мурашки, не очень приятные, надо сказать, мурашки. Раньше он не говорил с ней так. Они могли часами беседовать на разные темы, и Элис даже искренне радовалась приходу Ремуса. Он был ее единственным глотком воздуха в этих лабораториях, хотя она и знала, что заперта по его приказу. Все изменилось за этот год. И теперь охотник перестал скрывать свои намерения, услышав которые, волчица по-настоящему испугалась.
— Если тебе так угодно… — взгляд мужчины прожигал ее насквозь, его ладонь скользнула по ее щеке на шею, слегка сжимая ее горло властным жестом. Он видел страх в ее глазах, он был зол, — Признаюсь…я был неприятно удивлен, узнав, что ты спуталась с оборотнем. Но, судя по анализам, ты не позволила этому кобелю… — он скрипнул зубами. Элис едва ощутимо дернулась. Сейчас она проклинала свою глупость и свою слабость.
— Ты смотришь мои анализы? — девушка попыталась усмехнуться. Не вышло, — Я ни с кем не была из оборотней.
Последнее она выдавила из себя, когда пальцы сжали ее горло чуть сильнее. Ее бессильный оскал был сейчас единственной защитой от него.
— И никогда не будешь. Ты моя Элис, только моя…только моя. И когда мои люди закончат сыворотку, я стану подобен тебе… Мы будем править этим миром, сможем диктовать свои условия… Но, запомни: ты — моя…а я не люблю, когда кто-то трогает то, что принадлежит мне… — мужчина провел рукой по ее груди вниз, сминая ткань рубашки.
— Рем?.. — тихо выдохнула Элис единственное, что смогла выдавить из себя после его слов, и инстинктивно отпрянула назад от охотника, так что звякнули серебряные цепи.
— Я все знаю…ты была с ним, мои люди нашли твои волосы в его квартире, перед тем как спалить к чертям…и в твоем номере в Италии… Он лапал тебя? И ты была не против…тебе нравилось, так? Так это было? — его ладонь скользнула ей между ног, вторая рука снова сжала ее горло, не перекрывая кислород, но и не давая сбежать. Взгляд мужчины был полон жгучей ревности.
— Нет, Рем… — Элис дернулась всем телом, попытавшись отстраниться, в глазах цвета виски плескался неподдельный испуг: он никогда так не вел себя с ней, раньше, — Он лишь раз коснулся моей руки, больше ничего не было!
Она сглотнула, ощущая руки охотника на своем теле и впервые настолько сильно не желая этих прикосновений.
— Я велел Маркусу притащить мне его голову…украсит мой кабинет… — рука мужчины рванула ткань, обнажая ее хрупкое тело, — Но я понимаю его…тебя трудно не хотеть. Однако ты позволила этому выродку прикоснуться к себе…а мне никогда…почему? — он приподнял ее от постели, держа на вытянутой руке и рассматривая обнаженное тело в цепях, ощущая, как возбуждение накрывает его.
— По той же причине, по которой не позволила никому, — глухо, с неподдельным теперь уже ужасом, отозвалась Элис, — Я хочу быть с тем, кого выберу сама…сама, слышишь, Рем?! Он не касался меня…никто не касался… Ты ведь знаешь…
Едва ощутимая дрожь прошла по ее телу от прикосновения холодных рук, от пожирающего и одновременно расчетливого взгляда, от тянущей боли в запястьях из-за серебра.