— Я знаю, что для тебя лучше, Элис… Я и так ждал слишком долго… — мужчина швырнул ее обратно на постель, переворачивая лицом вниз, и, удерживая своим весом, насильно раздвинул ее ноги, снова лаская ее лоно рукой, — Ты оборотень, зверь, а зверя нужно подчинить…впрочем, если ты не будешь сопротивляться, тебе понравится, — его пальцы скользнули внутрь ее тела.
— Нет! — девушка дернулась, пытаясь ускользнуть из рук Ремуса, из его хватки. Она все еще надеялась, что он сейчас остановится, отпустит и оставит ее. Но охотник не отпустил ее в этот раз, его пальцы причинили боль, и Элис негромко вскрикнула, выгнувшись и снова дернувшись прочь, — Пожалуйста, Рем…не надо, — впервые на памяти мужчины взмолилась девушка.
— Я был добр к тебе, а ты…тебе было плевать…ты сбежала, но больше бежать некуда… — это прозвучало как приговор, она знала его слишком хорошо. Пальцы продолжили грубо ласкать ее, — Смотри-ка…ты промокла…ты любишь, когда тебя берут силой… — он завел одну ее руку ей за спину, не давая дернуться, другой он расстегнул ширинку своих брюк и притянул Элис ближе. Пальцы свободной от хватки Ремуса руки сжали цепь, спутали ее, натягивая. Серебро обжигало, но помогало отвлечься от грубой ласки, которая предназначалась ей как прелюдия, как подготовка к тому, что ее собирались сломать. Элис больше не просила остановиться, она слишком хорошо поняла, что это бесполезно, а унижаться вновь она не хотела. Не хотела, но покинувшие ее лоно пальцы и грубый толчок сзади заставил вскрикнуть от боли и упасть на локоть.
Ремус вошел в нее одним грубым, сильным толчком, ощущая, какая она узкая. Девушка закусила себе губу почти до крови, ощущая подступающие к глазам слезы. Она не хотела, не так и не с ним. Ах, если бы сейчас была ночь перед полнолунием, а не после… Он бы просто не смог к ней подойти.
— Нет… — едва слышно произнесли губы девушки, и она ощутила дрожь боли, отвращения и полного бессилия, прошедшую по телу.
— Ты станешь моей Евой…а когда мы закончим сыворотку, ты станешь матерью нового поколения оборотней, сильнее, лучше тех, что были прежде…вот увидишь, — он не выпускал ее руку, начиная двигаться сильно, глубоко, получая удовольствие от того, что обладает ей сейчас. Она нравилась ему и, возможно, все могло быть иначе, но она сама виновата, она вывела его, она сбежала, она позволила кому-то прикасаться к ней…он думал об этом, продолжая двигаться, входя в это молодое сильное тело, наслаждаясь своей властью.
Очередное «нет» слетело с ее губ, но для Ремуса это ничего не значило. Постепенно взгляд Элис просто замер на цепи, которую сжимали пальцы ее свободной руки. Было больно, физически и морально, но она замолчала и не издавала больше ни звука, только периодически выдыхая от особенно сильных и болезненных толчков. В голове стало как-то пусто, и даже слезы так и не нашли выхода.
Ремус любил власть, любил добиваться своего, но сейчас он испытал легкое разочарование. Все же все должно было быть не так…однако это не помешало ему получить физическое удовлетворение. Последним сильным толчком он подвел себя к пику, выходя из ее тела, зажимая член в руке и следом вытирая салфеткой вытекающую сперму. Девушка вся сжалась, и это окончательно испортило ему настроение. Проснулась злость. Нужно было ускориться в исполнении их плана.
— Отдохни, Элис, утром поговорим, — привычным мягким тоном отозвался он, словно ничего только что не произошло, и вышел за дверь, доставая мобильный, — Найдите мне Маркуса…есть дело для него.
Элис же медленно опустилась на постели и сжалась в клубочек. Ее трясло, тело, словно бы не ее, как будто отделилось от сознания… Но стоило Ремусу выйти, а двери за ним закрыться, как все ощущения, отсекшиеся в реакции самозащиты, буквально смыли Элис. Она зажала голову руками, слыша звон цепи, уткнулась лбом в колени и глухо взвыла. Слезы отчаяния, боли, унижения, ненависти и бессилия, наконец, прорвались, душа девушку. Ей сейчас хотелось только одного — подставиться под серебряную пулю, и чтобы она непременно попала ей в сердце или голову. Чтобы прекратился весь этот кошмар, чтобы можно было снова вдохнуть запах свободы…или хотя бы просто никогда не видеть этого белого электрического света лабораторий. Не чувствовать запаха Ремуса и обжигающе-холодных прикосновений к ее телу. Забыть все.
Глухой вой девушки, несмотря на то, что был тих, настолько напряг ее связки, что у нее сел голос. И прежде, чем сознание смилостивилось, и Элис провалилась в беспамятство, несмотря на оставленное неподалеку мясо и дикий голод, перед ее глазами мелькнула чудесная, красивая картина, частью которой так хотелось быть… Лес, снег, кристально-свежий воздух, предрассветные сумерки и светлеющее небо, на котором еще заметен блеск уже теперь убывающей луны.
========== Стая ==========
Рвет просторы хомус,
Сброшен с шеи хомут,
Вязнет в хляби нога.
Я мотаю на ус,
Чтоб во лжи не тонуть,
Чему учит тайга.
Хвойный до неба храм
С куполом рыжих звезд,
Пляшущих в синеве.
Прячет вяза гора
Комья грачиных гнёзд
В узловатой руке.
Мне мой волчий разбой
Не укрыть темнотой —
Всюду глаза горят.
Будто кто-то живой,
Под опавшей листвой —
Дышит сыра земля.
Это был кошмар, от которого хотелось очнуться. Он видел все, и он ничем не мог помочь. Ему казалось, что ее вой идет из его горла…когда вдруг все померкло, а он ощутил прикосновения чего-то теплого и влажного к своей щеке. Ему вообще было тепло, и, спустя секунду, он понял, почему. Дерек лежал на земле, а вокруг него, телом к телу, лежали волки, согревая его всю ночь. Открыв глаза, он увидел ту самую волчицу, осторожно вылизывающую ему лицо. Солнце едва показалось из-за горизонта. Он пролежал тут весь остаток ночи.
Лес был погружен в звенящую утреннюю тишину вплоть до первого лучика солнца. Едва свет скользнул по верхушкам деревьев, как все вокруг ожило, подгоняемое пением птиц. Стоило Дереку пошевелиться, как волки один за другим стали поднимать головы и оборачиваться на него. Волчица первой села, предварительно дохнув на него теплом, и облизнулась. От нее пахло не только мясом и кровью, но и каким-то уютом.
Все еще не чувствуя холода, хотя на нем не было ни клочка одежды, парень протянул руку и погладил мягкую серую шерсть волчицы, одним взглядом говоря «спасибо». Он не знал, почему дикие звери повели себя так, тем более, что они могли быть голодны, а он был без защиты и мог легко стать прекрасной пищей для всей ее стаи. То, что именно волчица была вожаком, стало ясно сразу. Придвинувшись ближе, парень потерся щекой о ее шею, как сделал бы, будь он в волчьей шкуре.
Волчица не шелохнулась, лишь еще раз облизнувшись. Остальные волки начали подниматься и потягиваться. А затем раздался вой — вой оборотня. Далеко, но Дерек услышал, а стая повела ушами и напряглась. Кто-то из волков негромко взвыл, но почти сразу замолк. Волчица тоже встала. По одному, животные потянулись в лес в направлении воя, а волчица, посмотрев на Дерека, ушла после некоторой паузы в том же направлении.
Дерек бы не с чем не спутал вой собрата, а потому поднялся, втягивая носом воздух и прикидывая, где находится его избушка. Благо тут было всего ничего и, используя скорость и силу зверя, которая не выжала его в это полнолуние, он вскоре уже натянул штаны, свитер и куртку и, схватив рюкзак, направился туда, откуда был слышен вой.
Довольно скоро он вышел на проселочную дорогу, а впереди виделась вполне обжитая деревня. Сначала все было тихо, даже животные молчали, включая собак, а затем раздался женский крик. Парень, не раздумывая, сорвался с места, уже догадываясь, что могло случиться, и безошибочно нашел бревенчатый дом за забором. Легко перемахнув его, он бросил рюкзак в снег и, посмотрев на волкодава, который испуганно юркнул в будку, толкнул входную дверь.
Здесь все было залито кровью. Кровью оборотня. Внутренняя дверь была выломана, и за ней виднелась серая шкура огромного зверя. В его спине торчало несколько серебряных болтов, и оставалось совершенно не ясно, как оборотень еще не отключился. При внимательном рассмотрении было также видно несколько сквозных пулевых ранений, которые уже частично зажили.