Предполагаемым ликантропам, чьи дела ускользнули от пересмотра скептически настроенными или сговорчивыми судьями, так легко отделаться не удалось. Жан Гренье парламентом Бордо был приговорен в сентябре 1603 года к пожизненному заключению. Этот тринадцатилетний мальчишка, страдавший комплексом неполноценности, хвастун, фанфарон, не отдающий себе отчета в том, какие глупости он произносит, пугал пастушек и люто ненавидел собственного отца*.
Вероятно, думая именно о Гренье, Розетт Дюбаль написала в своем «Психоанализе
дьявола», что некогда «никчемные личности идентифицировали себя с жестоким отцом, чтобы наводить ужас на окружающих. Есть ли для охотника более простой способ удовлетворить свои садистские побуждения, чем натянуть на себя шкуру убитого им волка?»
Вполне возможно, что преждевременное созревание, соединенное с некоторым умственным расстройством, превратило бы его в развратника. И за это Гренье заточили в монастырь до конца его дней, запретив выходить оттуда под страхом виселицы! Но, как выразился де Ланкр, которому мы обязаны описанием этого процесса: «Надо с самого начала пресечь дорогу злу, задушить чудовище уже при его рождении» («Картина непостоянства...»). Свидетельства, на основании которых был осужден Гренье, исходили от двух несовершеннолетних девочек. Одна из них заявила, что он убивал собак и детей, выпивал у них кровь и делил это пиршество с волками. Другая повторила те же речи, прибавив к ним, что Гренье, вместе с восемью другими ликантропами, в определенный час по понедельникам, пятницам и субботам рыскал в полях. Желая привлечь к себе внимание, обвиняемый признался, что в десятилетнем возрасте дьявол — или, вернее, «Лесной господин»
— отметил его своим клеймом; что ему давали волчью шкуру, и он, покрыв свое тело мазью и спрятав одежду в кустах, в нее облачался. Гренье обладал богатым воображением, любил прихвастнуть, не гнушался вольными шутками и думал привлечь девушек, напугав их до полусмерти. В своих небылицах он всегда приписывал себе самую выгодную роль, выставлял напоказ свои связичс преисподней и выдумывал от начала до конца встречу с человеком, «который у себя дома носил на шее железную цепь и грыз ее; ив этом доме одни сидели на горящих креслах с высокими спинками, а другие лежали на пылающих кроватях, и еще другие, которые поджаривали людей, укладывая их на подставки для дров, и еще другие — в большом котле; и дом, и комната были очень большие и очень черные...» Можно подуматьЛ что читаешь де Сада или Лотреамона; но увы! — этот поэтический рассказ принимали за чистую монету и верили в него безоговорочно. Гренье, сросшийся с выдуманным им персонажем, наверное, куда крепче, чем с волчьей шкурой, которой он никогда не носил, еще и после семи лет заточения заявлял де Ланкру, что «имел наклонность поедать мясо маленьких детей». А монахи, которым поручено было надзирать за чудовищем, сообщили нашему демонологу, что видели, как тот тайком ел требуху и внутренности рыбы, когда они готовили пищу. С медицинской точки зрения это указывает на извращение вкуса, какое встречается у убийц и некрофилов.
Другое дело, наделавшее много шума, поскольку о нем упоминает Воден, также доказывает, до чего неуместным было рвение церковных судей, «ослепленных наподобие кротов дьявольским отродьем...» В декабре 1521 года Жан Буэн (Boin), настоятель доминиканского монастыря в Полиньи, инквизитор, подчинявшийся Безансонской епархии, выслушал исповедь Пьера Бурго и Мишеля Вердена, продавшихся дьяволу для того, чтобы он защищал их отары от грозы и нападения диких животных. Наши колдуны дружно отправлялись на великий шабаш в Шато-Шалоне (Юра) и там, при слабом свете зеленых свечек, раздевшись донага, смазывали свои тела волшебной мазью и пускались бежать быстрее ветра. Превратившись в волков, они напали на двоих маленьких детей; на старуху,
собиравшую горох; на трех девушек и козу.
«Мишель превращался в Волка, не снимая одежды, а Пьер был голый; и Пьер сказал, что не знает, куда девалась его шерсть, когда он переставал быть Волком. Они прибавили еще к своим признаниям, что имели дело с Волчицами, и испытывали такое же сладострастие и наслаждение, как если бы обнимали своих жен.
И время их превращения заканчивалось скорее, чем они рассчитывали и чем им хотелось бы», — пишет Жан Вье(р), усомнившийся в правдивости признаний обоих, не согласовывавшихся между собой, и сообщает, что «Бурго и Верден были жертвами: