Боги, очевидно, совершенно не нуждались для того, чтобы облачиться в шкуру животного, ни в каких бальзамах, микстурах и порошках. Чтобы метаморфоза совершилась, достаточно было высказать желание, и многие смертные женщины мечтали о том, что боги посетят их в новом обличье. В Карфагене, Греции, Македонии змею считали полезным созданием, благодетелем, «агафодемоном», милым сердцу царевен, которым наскучили одинокие наслаждения, и неудовлетворенных жен. Говорят, именно в змеиных объятиях царица Олимпия, верная фракийскому оргиастическому культу, зачала Александра. Супруг же с тех пор, как застал ее с рептилией, стал реже проводить с ней ночи; как сообщает Плутарх, «то ли он боялся порчи или колдовских чар, то ли из почтения, но он удалился от ее ложа, считая, что оно занято божественным существом». Позже отец открыл сыну тайну его рождения и призывал его соответствовать своему царственному происхождению.
Овидий заполнил метаморфозами пятнадцать книг, изобразив во всей красе богов, людей, камни и растения — чудесные или жестокие легенды, в которых творцы шутят с любовью; они спешат насладиться своими победами и не менее скоры на расправу. Юпитеру здесь принадлежит львиная доля превращений: он и золото, и пламя, и лебедь, и сатир, и многоцветный змей; он похищает Ганимеда под видом орла, а Европу — под видом быка. Безутешная Ио, превращенная в корову, напоминает нам о несчастьях Навуходоносора и дочерей Прета:
Ио древесной листвой и горькой травою питалась,
Вместо постели лежит на земле, не всегда муравою Устланной, бедная! Пьет из илистых часто потоков.
К Аргу однажды она протянуть с мольбою хотела Руки, — но не было рук, что к Аргу могли б протянуться;
И, попытавшись пенять, издала лишь коровье мычанье И ужаснулась сама — испугал ее собственный голос.
Вот побережьем идет, где часто, бывало, резвилась,
К Инаху, но лишь в воде увидела морду с рогами,
Вновь ужаснувшись, она от себя с отвращеньем бежала...
(Книга I, перевод С.В. Шервинского)
Но к этому делу причастен не один Юпитер. Его мстительная супруга превратила нимфу Кал-листо в медведицу:
«Этого лишь одного не хватало, беспутница, — молвит, —
Чтобы ты плод принесла и обиду сделала явной Родами, всем показав моего Юпитера мерзость.
Это тебе не пройдет. Погоди! Отниму я наружность,
Вид твой, каким моему ты, наглая, нравишься мужу!»
Молвила так и, схватив за волосы, тотчас же наземь Кинула навзничь ее. Простирала молившая руки, —
Начали руки ее вдруг черной щетиниться шерстью,
Кисти скривились, персты изогнулись в звериные когти,
Стали ногами служить; Юпитеру милое прежде,
Обезобразилось вдруг лицо растянувшейся пастью,
И чтобы душу его молений слова не смягчали,
Речь у нее отняла, — и злой угрожающий голос,
Ужаса полный, у ней из хриплой несется гортани...
(Книга II, перевод С. В. Шервинского)
Не менее жестока Диана, заставившая Актео-на испустить дух через тысячу страшных ран и превратившая Ниобу в мрачную скалу. Паллада обращает Арахну в паука; Вакх превращает пиратов в дельфинов, а дочерей Миния — в летучих мышей. Наконец, Окиронея чувствует, как обращается в кобылу, начинает ржать, а ее пальцы тем временем сходятся и становятся копытами... Можно множить и множить примеры этих странных и причудливых божественных развлечений, увековеченных во многих культах. Например, египетские цари-жрецы для принесения жертвы облачались в леопардовую шкуру, а ассирийские заклинатели духов притворялись большими рыбами. В Греции, в Аттике, молодые девушки, устраивая шествия в честь Артемиды, подражали походке медведиц, а в Риме во время сатурналий, вакханалий, луперкалий участники процессий надевали устрашающие маски — взять хотя бы маску Мандука, чей огромный рот и острые клыки напоминали о Горгоне и этрусских демонах.
Цезари во время своих гнусных оргий довели до последних пределов это странное единение человека с животными божествами. Если Тиберий всего лишь любовался непристойными любовными сценами между богами, то Август и Калигула воспроизводили их сами. Нерон облачался в шкуру быка и прилюдно покрывал выбранную для него Пасифаю. Обратившись в тигра или льва, он с пеной на губах набрасывался на обнаженных жертв и отрывал у них детородные органы. Эти варварские обычаи, которыми мы возмущаемся, совершенно не казались такими ужасными народу-царю, чья ненасытная жажда удовольствий постоянно требовала новой пищи. Разве сами боги не подали пример сексуальной и моральной разнузданности? Обычная любовь им прискучила, и они призывали своих приверженцев выдумывать сложные позы, стремиться к неслыханному исступлению и извращениям, до каких было далеко и Приапу.