Все повторили за отцом слова молитвы, а тот, налив воды в ладонь, побрызгал ее на заступ и на ямку. Потом он дал каждому из тхагов по куску гура, и они съели его, запив водой, все, кроме меня, поскольку, не уничтожив еще ни одного человека, я не мог попробовать гур. Все же мой отец оставил кусок и для меня и заставил съесть его, сказав: «Ты отведал гура, и теперь ты окончательно и бесповоротно стал тхагом. Помни, что если даже ты и захочешь покинуть наше братство, то никогда не сможешь сделать этого, ибо волшебный гур сильнее любого смертного. Любой человек, кем бы он ни был, доведись ему даже случайно попробовать освященного гура, обязательно станет тхагом и ничего не сможет с ним поделать».
Это воистину удивительно! — воскликнул я. — И такие случаи бывали?
Я мог бы рассказать тебе о сотне таких примеров, — сказал отец. — Спроси, если хочешь, Хуссейна или кого другого — все подтвердят мои слова.
Вечером, когда мы опять собрались все вместе, отец решил все же наказать меня за слабость, проявленную мной при убийстве мутсадди, и обрушился на меня с упреками, пеняя мне за мое малодушие.
— Да успокойся ты, почтеннейший! — перебил его Хуссейн. — Не говори так со своим сыном, а лучше вспомни, что ты выглядел ничуть не лучше, когда много лет назад, совсем еще юношей, стал впервые свидетелем такого же дела. Мне тогда стоило немалых трудов уговорить джемадаров, что ты вполне годный парень и сможешь взять себя в руки. Вспомнил? То-то! Поверь мне: скоро твой сын станет совсем другим человеком, нет, он станет сущим тигром. Не бойся, сынок, — обратился он ко мне, — мне случалось видеть куда более бравых людей, чем ты, которые хорошо начинали, но показывали себя потом отчаянными трусами, не годными ни на что иное, как копать могилы. Старый Хуссейн еще никогда не ошибался в людях, и, клянусь Аллахом, со временем ты превзойдешь даже своего отца! Ему надо дать возможность попробовать себя снова, и вы все увидите, прав я или нет.
— Возможно, ты говоришь истину, — охотно согласился отец. — Поверь мне, сын мой, я ругал тебя только затем, чтобы чувство малодушия навсегда оставило тебя. Оставайся таким же добрым человеком, как и сейчас, цени дружбу своих товарищей, помогай нуждающимся, раздавай милостыню обездоленным, но помни притом, что ты — тхаг, который поклялся уничтожать всех, кого пошлют тебе Аллах и Кали!
— Мне стыдно! — сказал я. — Твои слова проникли в самое мое сердце. Тебе никогда больше не придется говорить мне, что я чего-то испугался. Когда ты решишь, что я готов к делу, прикажи мне, и я возьму в руки румаль.
До самого конца нашего похода до Нагпура более не произошло ничего примечательного, если не считать смерти нескольких одиноких путников, которые попались небольшому отряду наших людей, отделившемуся от основного и двигавшемуся по другой дороге бок о бок с нами.
Мы избираем жертву
На окраине Нагпура находится большой водоем, на берегу которого мы и встали лагерем. Мой отец и еще несколько человек отправились в город, чтобы продать вещи и ценности, принадлежавшие мутсадди. Это было несложно — наша добыча была очень хорошего качества, — и вскоре мы нашли покупателей среди золотых дел мастеров и купцов-сахукаров.
В разговоре с одним из сахукаров отец как бы между прочим сказал, что он вместе со своими друзьями собирался отправиться в Хайдарабад, чтобы поступить на военную службу к по владыке — низаму Сикандеру Джха, у которого уже, дескать, служил его брат. Надо сказать, что отец не просто так обмолвился о Хайдарабаде: до того, путем окольных расспросов, он узнал у слуг сахукара, что и тот тоже собирался в этот город. Сахукар немедленно выразил желание отправиться в путь вместе с нами и пообещал хорошенько заплатить, если мы обещаем ему защиту по дороге в Хайдарабад. Он сказал еще, что уже несколько дней безуспешно пытался найти подходящих попутчиков и защитников.
В те времена, о которых я рассказываю, весь Хиндустан потрясали бесконечные войны и волнения. Любой уважаемый человек, который был в состоянии уговорить своих соотечественников, не имевших никакого лучшего занятия, попытать счастья на военной службе, мог быть уверен, что его с радостью примут при любом дворе в Хиндустане или Декане. У Синдии, у Холькара, у Пешвы, у любого почти раджи была своя армия, где неплохо платили. По дороге в Нагпур мы встретили несколько таких отрядов, поэтому мы и сами после расправы с мутсадди сбросили с себя личину паломников и прикинулись солдатами, чтобы не привлекать к себе особого и совсем ненужного нам внимания. Особенно убедительно в обличье солдата выглядел мой отец — он и впрямь был похож на воина, был хорошо вооружен и одет, ездил на отличном скакуне и всегда проезжал через города и деревни в окружении нескольких конных тхагов, выглядевших как охрана военачальника.