Теперь Арсений решил поехать к сестре. В кармане его был список с неизвестными ему именами.
Мария Палецкая все эти дни была занята приготовлениями к балу у Екатерины Нирод, перед зеркалами дочь и племянницы примеряли платья, готовился выезд. Визит брата пришёлся как раз на разгар предбальной суеты. Навстречу ему вышла племянница Ирина, его любимица, в новом платье - очень мило выглядевшая. Дочери Анны тоже приветствовали его, похваставшись новыми веерами и платьями. Корвин-Коссаковскому потребовалось не менее десяти минут, чтобы оторвать сестру от женских забот, хотя, на его взгляд, всё существенное было уже сделано: все они были надушены и напудрены, сто раз примерены шёлковые платья и белые атласные башмаки с бантиками, причёски были почти окончены.
Арсений Вениаминович увёл Марию в гостиную на первом этаже и там, к её удивлению, затворился с нею: он совсем не хотел, чтобы то, что он собирался рассказать сестре, было подслушано даже ненароком. Мария Вениаминовна не противилась уединению, ибо ещё с порога по сумрачным глазам брата поняла, что её ждут совсем не радужные известия. Однако то, что она услышала в итоге, просто ошеломило. Арсений рассказал ей о видении его друга, генерала Бартенева. Рассказал подробно, ничего не скрывая.
Сестра некоторое время исподлобья осторожно озирала брата, стараясь прийти в себя, потом спросила, медленно и несколько неуверенно:
- Прости, Арсений, я твоего друга как-то видела. На жулика не похож, верно. То, что ты его с гимназии знаешь, - тоже в его пользу. Но всё же... Почему не сон-то? Ты говоришь - он латыни не знает, и ему латинские слова присниться не могли, да ещё с таким смыслом. Чудно, конечно, но ведь чего не бывает? - Она подняла глаза на брата, поймала его взгляд и снова отвела глаза.
Арсений не утешил её.
- Ты не всё ещё знаешь, - и он продолжил рассказ, поведав сестре о том, чем занимался с понедельника до четверга, и что удалось узнать от Полевого и Брандта. Описал Корвин-Коссаковский и два своих визита на квартиру Перфильевой.
- Господи, - оторопело отозвалась сестра, - Арсик, это... это... - Мария умолкла, но помолчав минуту, всё же продолжила. - Прости, но я не могу поверить! Такая дьявольская круговерть - ради двух пустых девчонок, самодовольных глупышек?
- Четырёх, Машенька.
- Да чем они этих упырей твоих привлечь-то могли? - в голосе сестры, низком и мелодичном контральто, проступили испуганно-визгливые нотки. - Не смотри так, я понимаю, мне не хочется верить, но ведь и вправду невероятно...
- За честность я тебя и уважаю, Мари, - кивнул Корвин-Коссаковский, - не хочется верить, правильно говоришь.
- Да я не о том...
- А я как раз о том. Не хочется верить в дурное, не хочется верить вообще. Оттого мы и не верим, что - 'не хочется'. - Он неожиданно отвлёкся. - Я, кстати, нигилистов этих нынешних понимаю. Они не хотят верить ни в праведность, ни в совесть, ни в бессмертие души. Так ведь проще, хоть и пошлее. - Арсений болезненно поморщился. - А я вот неделю назад в одном томе прочёл, что сердце - не щепка, и душа человеческая - вещь недешёвая, она дороже всего мира. Все сокровища земли не стоят одной души христианской. Знаешь, я почувствовал, что это верно. Потому что не пошло.
Сестра молча окинула брата взглядом, отметив, как он в последние дни осунулся и побледнел. Последняя фраза Арсения и вовсе заставила её похолодеть, что-то запредельно высокое и неотмирное проступило в ней, что-то тоскливое и потустороннее промелькнуло и в чёрных глазах брата. Марии стало страшно, и она поспешила спросить, что же теперь делать: ей хотелось перевести разговор на вещи осязаемые и понятные.
- Не знаю, - Арсений вздохнул и протянул ей список, - постарайся запомнить эти имена, это те, о ком я ничего не смог узнать. Присматривай за девицами, следи за теми, кто рядом крутится. Кто-то из них там будет, сердцем чую.
Сестра проглядела список и покачала головой.
- И я никого из них не знаю. Но ты думаешь, что эти трое демонов твоих - будут среди них?
Брат кивнул.
- Уверен.
Мария долго молчала, уставившись в пламя камина, но потом, когда Арсений задумался о своём, неожиданно проговорила отчётливым шёпотом:
- Я всегда боялась... мне ведь ещё с детства казалось, что с Анькой беда будет. Она пророчила вздор всякий, влюбилась в этого кутилу, а я знала... знала, что не к добру. Говорила ей, чтобы не выходила за него, чуяло, клянусь тебе, чуяло сердце беду-то неминучую. И эти обе... Чего я себя дурачу? Прав ты. Ведь только увидела их по выходе из пансиона - испугалась. У одной глаза, как у девки шалавной, другая - точно тленом кладбищенским тронутая. Чего лгать-то? Я ведь всё это время боялась чего-то мерзкого... - Она обернулась к Арсению, и он вздрогнул, увидев её остановившиеся остекленевшие глаза, - да только, знай, сколько бы там душа их не стоила, хоть все сокровища мира за них отдай, ничего ты у чёрта не выкупишь, и...