- Съезжу-ка я к Мятлевым. Коли они ещё не вернулись...
- Я нашего дворецкого разбужу, вдвоём поезжайте.
- Вздор, тут же рядом.
Через пять минут он уже подъезжал к дому Мятлевых. Но окна дома были уже темны, чего не могло бы быть, если бы тут дожидались дочь со званого вечера. Сторож, вышедший на стук, сказал, что молодая барышня давно воротилась, но ни о какой её подруге он ничего не знал. Арсения Вениаминовича пробил мороз. Он начал умолять сторожа побеспокоить молодую госпожу, передать, что Корвин-Коссаковский спрашивает о племяннице. Тон его был молящий, лицо человека приличного, одет был в дорогой фрак и роскошное пальто - и сторож, ничего не обещая, всё же ушёл в дом.
Вернулся он минут через десять, за которые Корвин-Коссаковский продрог бы до костей, если бы не снедавшее его беспокойство. Сторож сказал, что барышня Татьяна Витальевна сказать изволили, что мадемуазель Черевина ехать с нею раздумали и ещё до отъезда её взяли извозчика, аккурат сразу после того, как какой-то господин Сабуров домой уехали-с.
Корвин-Коссаковский почувствовал, как земля уходит из-под ног. Чуть придя в себя, он отдышался и ухватился рукой за ограду. Арсений Вениаминович отнюдь не порадовался такой наблюдательности барышни Мятлевой, ибо она свидетельствовала о том, что чувство Лидии замечено в обществе и обсуждается всеми, безусловно, вредя репутации девицы. Но, с другой стороны он был благодарен Татьяне за намёк, ибо тот откровенно указывал ему направление поисков девицы.
Корвин-Коссаковский торопливо протянул сторожу рубль за труды и почти бегом устремился к экипажу. Он понимал, что безнадёжно опоздал, но дал адрес дома на Итальянской улице, где, как он знал, проживал Сабуров. Он уразумел, что проиграл. Если Сабуров уехал сразу после него, около девяти, а Лидия последовала за ним - надеяться было не на что.
Итак, Лидия погибла. Она в руках инкуба. Не Сабуров ли каким-то дьявольским приёмом и вызвал приступ Нины, чтобы отвлечь его? Эта мысль не давала Корвин-Коссаковскому покоя. Под стук копыт по мостовым он словно впал в забытьё, погрузившись в мутные, обрывочные размышления. Он давно понял, что беспомощен повлиять на дочерей Анны: подчинить себе чужую волю и разум можно, только притянув их более сильной волей и более глубоким разумом, как магнитом - железо. Но как притянуть осенний лист, ветром занесённый на середину запруды? Он непредсказуем и подчинён только ветру, его взбалмошным и суетливым порывам.
Увы, дом Сабурова был пуст, лакей меланхолично сообщил, что к господину Сабурову проезжала какая-то белокурая мадемуазель, провела у него два часа, после чего Аристарх Андреевич её выпроводили-с, посадили на извозчика, а сами взяли саквояж и отбыли на вокзал.
- Он собирался уезжать?
- Да-с, чемодан ещё вчера собрать велели-с.
Корвин-Коссаковский вздохнул. Да, он проиграл.
Мерзкий инкуб ускользнул.
По дороге к Палецким Корвин-Коссаковский сидел неподвижно. За окном кареты светились огни Адмиралтейства, фонари мимолётно освещали сжатые руки Арсения в коричневых лайковых перчатках, почему-то казавшихся теперь горчичными. Он закрыл глаза и снова задумался. Итак, проклятый инкуб всё рассчитал точно. Вызвал припадок у одной сестры - и хладнокровно овладел другой. Ему и вправду незачем было оставаться здесь.
Что до Лидии... Теперь она вкусила запретного плода - причём, приняв его из самых бесовских рук.
Но где она сейчас? Неужели влюблённая дурочка полагает, что этот демон на ней женится?
В доме у сестры его ждали дурные новости. Лидия действительно вернулась вскоре после того, как он уехал, сестра была рада, что всё обошлось, и они просто разминулись в дороге, а вот с Нинкой была беда. К утру она была вся в жару, металась по постели и бредила все теми же мертвецами. Мария Вениаминовна не знала, что делать: снова ли вызывать Никитина или понадеяться на домашние средства?
Корвин-Коссаковский поднял на сестру измученные глаза.
- Не обошлось, Маша, ничего не обошлось. Не разминулись мы. Лидка специально там осталась, и как только Сабуров уехал, за ним на извозчике поехала. И не скроешь того, я от Мятлевой это узнал, и глупо думать, что она одна в курсе: в свете, сама знаешь, что один знает, завтра всем будет известно.
Княгиня Палецкая замерла бледным изваянием, Корвин-Коссаковскому показалось, что у неё шевелятся волосы, как змеи на голове Медузы Горгоны. Но это просто было игрой каминного пламени и предутренних теней.
- Господи... Так это он... он и есть твой вампир?