- Бес отлетел от меня. Его нет здесь.
- Ты видела его? - изумился Корвин-Коссаковский.
Нина покачала головой, глядя куда-то в пространство.
- Нет, я не видела, но в то же время всё-таки как-то видела: тёмный клубок, как дым, но живой...
Арсений читал, что чаще всего соитие с бесом блуда проходит во сне, или даже 'наяву'. Бес, казалось бы, - только фантом, призрак, но он даёт наслаждение гораздо большее и острое, чем страсть с человеком. Это глубокий экстаз. Однако последствия такого экстаза гибельные, это необратимая утрата жизненной силы. При продолжительной же связи болезненно ослабевает душа, но одновременно и тело...
Но если она больше не видит его, то почему?
Следующие дни заставили Корвин-Коссаковского бояться одного из тех исходов, которому великий поэт империи предпочитал суму и посох. Арсению Вениаминовичу стало казаться, что он медленно сходит с ума. На пятый день после похорон Корвин-Коссаковский по приглашению приехал в дом своего знакомого - барона Ливена. Арсению Вениаминовичу было одинаково плохо одному и на людях, но хотелось отвлечься от горьких мыслей, и он выбрал самое незаметное место в углу гостиной. К несчастью, там собралось достаточно большое общество, и именно тут ему впервые и показалось, что ум его помрачается. Многие, не зная о его родстве с Лидией, да и просто не замечая, оживлённо обсасывали историю девиц Черевиных, причём, Корвин-Коссаковскому вдруг стало казаться, что он окружён нечистью - вампирами, упырями и оборотнями. Хрюкающие рыла, сальные губы, длинные языки и волчьи глаза досужих сплетников мелькали перед ним унылой одуряющей каруселью, потом ему вдруг показалось, что старая тётка Ливена, которую он знал с детства, - семидесятилетняя Пелагея Спиридоновна - на самом деле покойница, он понял это, едва увидел её совиные глаза с фарфоровыми белками. Старуха въявь злорадствовала, уверяя, что девка-то Черевина - совсем дурочка, коль на такого Финиста Ясна Сокола польстилась. Куда уж ей такого принца-королевича поймать было с таким приданым-то! Принц-то её и одурачил, наобещал, небось, что женится, а сам - хо! - улепетнул давно.
- Жаль дурочку, - присовокупила старая ведьма тоном, который без лишних слов свидетельствовал, что ей жаль девицу не более потерянной английской булавки.
Сидевшая рядом с ней старуха, которую ему представили как Софью Кирилловну Одинцову, вдову действительного статского советника, неожиданно обронила:
- Девчонке бедной это сызмальства напророчено было. Ещё Татьяна Феоктистовна матери её сказала, что беда девку ждёт.
- Татьяна Феоктистовна? Это которая? Перфильева?
- Она, - кивнула старуха, - сестрица Михаила Феоктистовича. Она всегда как в воду глядела.
Корвин-Коссаковский поднял голову. Он понял, что перед ним та самая старуха Одинцова, к которой он не зашёл, испугавшись призраков чёртовой квартирки на Большой Дворянской. Но то, что она сказала... Возможно ли? Стало быть, князь Любомирский - брат Татьяны Перфильевой? Она - урождённая княжна Любомирская?
А почему, собственно, нет? Тогда становились понятны и обширные связи гадалки, и квартира в богатом квартале, и привилегированное местечко на погосте. Но... тогда, получается, что и Николаев - родственник князя Любомирского?
Сам князь Любомирский и не подумал опровергнуть своё родство с Перфильевой, только вздохнул, пробормотав: 'Мир праху сестрицы', потом злорадно захрюкал из-за ломберного стола и, со смаком повествуя жадным слушателям всю историю девицы Черевиной с самого начала.
- Да она ещё у графини Нирод, как увидела его - так сразу и влюбилась. Ну, а он, не будь дурак, голову ей закрутил, ему, чай, не впервой. На его счету - девиц без счета, две - висельницы, три али четыре - утопленницы. У него, это камердинер его по-пьяному делу рассказывал, целый ларец на столе - а в нем всё письма девиц влюблённых, штук сорок, не меньше. Востёр, ничего не скажешь.
- А куда уехал он?
- В деревню, - рассмеялся князь, - в галицинскую. - И когда его не поняли, со смехом растолковал, - Однажды князь Владимир Голицын напроказил в Европе, и ему было высочайше приказано немедленно вернуться в Россию и безвыездно проживать в своей деревне до особого распоряжения. Голицын подчинился, вернулся в Россию и начал ездить по империи, переезжая из одного города в другой. Так его занесло и в Астрахань, где губернатором был его старый приятель Иван Тимирязев. Тот удивился: 'Как попал ты сюда, велено же тебе жить в деревне?' Голицын и говорит: 'В том-то и дело, что я всё ищу, где может быть моя деревня. Объездил я почти всю Россию, а деревни моей всё нет как нет...'.