- И чем же вы отличаетесь от дьявола? - растерянно проронил Корвин-Коссаковский. - Ведь только ему не нужна любовь...
Сабуров с усмешкой пожал плечами.
- Мне кажется, что я рассуждаю, в принципе, как обычный мужчина. Мало найдётся мужчин, для которых любовь - самое важное на свете, и это по большей части неинтересные мужчины. Их презирают даже женщины, для которых любовь превыше всего. Я же роковым образом привлекаю тех, кто мне совершенно не нужен. Нужно узнать человека очень близко, чтобы увидеть, что он тебе совершенно чужой.
- Вы - дьявол. Если Нина была, как вы говорите, не нужна вам,зачем вы воспользовались её любовью?
- Потому что пустота засасывает. Вот почему мужчину влечёт к женщине. И даже давно и окончательно разочаровавшись в женщинах, всякий раз пробуешь ещё раз.
Сабуров встал и прошёлся по комнате.
- Надеюсь, вам не показалось, что я оправдываюсь. Я рассказал это по трём причинам. Не могу видеть слёз на мужских глазах. Мне стало жаль вас. К тому же, я хотел разуверить вас в вашем заблуждении. Никакой я не мертвец, не вампир и не инкуб. Я - человек, живой.
Корвин-Коссаковский откинулся на спинку кресла и облизнул пересохшие губы. Как полицейский в молодости он выслушал за жизнь тысячи признаний и явок с повинной, и только священническое сословие было в этом опытнее его. Сабуров не лгал ни в одном слове - Арсений понял это, едва тот заговорил. Истина страшно и грубо проступала в его свободно льющемся голосе, в сверкающих глазах и даже в каком-то самовластном вызове собеседнику.
- И вы не хотели бы полюбить?
Сабуров покачал головой.
- Нет. Виной всему, наверное, внешность. Я привлекаю не женщин, а подлинно пиявок, девиц, обделённых в детстве родительской любовью, каких-то полупомешанных страстных дурочек. Это не женщины, это бездонные бочки, жажду любви которых никто не в состоянии утолить, и измученный их постоянными требованиями любви и ревностью, терплю их из последних сил. Я, в общем-то, несмотря ни на что, душевно здоровый человек, я утомляюсь и ухожу, оставляя после себя зияющую рану. Я знаю, что причиняю боль, но если не уйти, будет союз двух мучающих друг друга людей. И только. Я вынужден терпеть чужую любовь, а она утомляет.
И скольких вы погубили?
Глупости наделали не все, но дюжина дурочек наберётся, - он брезгливо поморщился. - Но, видит Бог, я предупреждал вашу племянницу, что любить её не способен, - Сабуров тускло улыбнулся, - в любом случае, я - не тот, кого вы ищите, хоть, может быть, стою мертвеца, упыря и инкуба вместе взятых.
Глава 4. Легион Велиара.
Ум, принявший дурные помыслы, уже не нуждается в сатане,
ибо сам для себя стал сатаной.
Корвин-Коссаковский встал.
- А почему, - мысль эта совсем неожиданно ударила его, - почему вы все о дуэли-то спрашивали? Меня убить хотели или свой лоб подставить?
Сабуров не смутился.
- Вас, дорогой Арсений Вениаминович, поверьте, убивать бы не стал. Что до своего лба... Нет, подставлять лоб под пулю тоже не собирался. Я... жить хочу, как ни странно. Меня Господь либо для большого покаяния, либо для кары великой бережёт, но я на себя руки никогда не наложу и смерти искать тоже не собираюсь. Так вы не считаете меня убийцей вашей племянницы?
- А что это изменит? - спросил Корвин-Коссаковский, - в вас невероятная сила духа, и дана она вам промыслительно. Вы не смогли убить упыря в себе, а стали губить души. Вы - убийца. Да и упырь тоже. Только что не тот, кого я ищу... Но если таков человек, Господи, - пробормотал он почти про себя, - то каким же будет бес?
На скулах Сабурова заходили желваки, но он ничего не ответил, и Корвин-Коссаковский в безмолвии пошёл к выходу. Он ни на минуту не задержался у двери, при этом чувствуя в душе полнейшую опустошённость. Его усилия в который раз показались ему пустыми и бессмысленными, все члены сковала вялая слабость, он с трудом спустился по лестнице, цепляясь и временами повисая на перилах. В глазах было темно, он почти ощупью нашёл входные двери.
Холодный ноябрьский вечер веял морозом. Обернулся Корвин-Коссаковский внизу, уже у кареты.