— Ты тоже не дура, сестренка. Будь осторожнее, а то ухи надеру! — Ант изобразил дурашливую усмешку, а у меня сердце сжалось. Как бы он ни храбрился и как бы ни умел манипулировать этой падлой — оставлять его одного, голого и в клетке было стремно до невозможности.
Следующие две ночи я деловой колбасой шустрила по всему улью, разыскивая проходы, подходы, подлазы и пути тактического отступления. Заодно тырила все, что плохо лежит, частью к себе в яму, чтобы надежно прикопать, частью к Анту в клетку — это из съестного, потому что сучка придумала новую забаву — если не морить его голодом, то впроголодь держать, дескать, так котик лучше понимает команды.
А сторожу своему я один раз приперла и оставила в каморке бутылку с жутко вонючей местной табуретовкой, стыренную у другого похожего индивидуума. Чем разом погасила все его похмельные утренние сомнения насчет пропажи еды. Ибо ни один нормальный вор не принесет взамен украденной жратвы такую ценную вещь, как самогон…
Нормальный не принесет, кто бы спорил. А мне пьяный сторож прям нравился до изумления, у нас с ним горячее сотрудничество наладилось — он бухает и спит, я гуляю и жру. Идиллия же!
Но подходы к кухне и Гюрзе я нашла только на третью ночь. Для этого пришлось с риском для шкурки, лапок и жизни сползать по внешней стене улья на четыре этажа вниз, потому что внутри громады все проходы были или заперты, или охранялись так, что мышь не проскочит, не то что толстенький барсучок.
И вообще каждый этаж оказался офигенски здоровенный, даже не считая опоясывающих его террас с двориками, садиками, огородами, мастерскими и другими хозяйственными постройками. Целый многоэтажный город! Со своим населением, подчиненным какой-то странной иерархии, в которой мы с Антом пока до конца не разобрались. Хорошо еще, что это население ночью преимущественно спало, а не шлялось по этажам, мешая моим исследованиям.
Кухню на нужном этаже я вычислила по запаху. Моя медоедская натура возликовала и начала истекать слюной даже раньше, чем я сама обрадовалась тому, что сейчас увижу сестренку. Вообще, оказалось, что детдомовская психология очень даже сочетается с медоедским отношением к чужой собственности. Чего нашлось — то и мое, а кто не убежал или не спрятал вовремя — тот сам дурак. Красть нельзя только у своих, а своих в этом гигантском иномирном городе-улье было раз два и обчелся.
Полночи все равно пришлось просидеть в засаде в выгребной яме в углу кухонного дворика. Потому что какие-то долбанутые личности все никак не желали угомониться и туда-сюда сновали по нужному этажу, как чертовы муравьи. Запах Гюрзы я чуяла, а приблизиться не могла, злилась и от злости сожрала какую-то очень вкусную тухлятину. Ну хоть тут польза…
Наконец суета угомонилась, и я тенью выскользнула из помойки, пригибаясь к земле, прошмыгнула через дворик и поползла вдоль малюсеньких каморок у внешней стены улья, разыскивая ту, откуда пахло сестрёнкой.
Глава 10
Гюрза обнаружилась в третьей по счёту комнатёнке. Всё бы ничего, но эти изверги в крошечное пространство, размером с собачью будку, утрамбовали аж четверых таких девчонок. И они там спали чуть ли не друг у друга на головах. И очень удачно, что Гюрзу, видимо, как самую угнетенную женщину Востока, вытолкали с подстилки почти к самому ничем не загороженному проему, на холод.
Гюрза ещё не спала, лежала, свернувшись клубком, и дышала на пальцы. Но не плакала и ни о чем не просила. Вообще, вела себя очень тихо, будто не ёж-мутант, а серая мышка. Узнаю брата Колю… в смысле, нашу ехидну.
Я подобралась почти вплотную и очень осторожно, чтобы не напугать, толкнула её носом в спину. И тут же мысленно зашипела:
«Только тиххххо!»
Гюрза вскинулась. Слишком резко она подпрыгнула, заозиралась, но сообразила быстро, замерла, даже не шелохнулась, оглянулась на соседок.
— Тихо ты, спать же мешаешь. Дура недоделанная! — тут же раздалось из глубин каморки. Да таким голосом противным, прямо наша воспетка из коррекционной группы. Сразу зубы зачесались кому-нибудь чего-нибудь отгрызть.
Гюрза говорившей не ответила, перевернулась, увидела меня. И молча как цапнула за шею, уткнулась лицом в мех и замерла. И я даже не дернулась, хотя она меня чуть не придушила. Её так затрясло…
Гюрза молчала, не издавала ни звука, ни всхлипа, но горячие слёзы бежали по лицу ручьями, впитываясь в мою шерсть. А я думала, кого мы с парнями уе…. шим первыми. Довести нашу змеюку до слез — это постараться надо было. Убью гадов!
Впрочем, Гюрза довольно быстро оклемалась и взяла себя в руки. Пальцы не разжала, она словно сама не понимала, что продолжает тискать меня за шею. И слёзы продолжали течь, но уже не ручьями.