– Минуточку, инспектор. Мне не нравится ваш тон.– Рилкер, поднявшись, размахивал под носом у Уилсона одним из слепков.– Я никогда не слышал о подобных отпечатках. Ни у одного животного, даже у обезьян, нет таких лап. Я вот о чем подумал…– Он нервно схватился за телефон.– Я позвоню своему другу из Музея естественной истории. Он вам подтвердит, что эти следы не принадлежат ни одному из известных представителей животного мира. Вы столкнулись с чем-то абсолютно неведомым, я уверен в этом.
У Бекки сжалось сердце. Уилсон взвинтил Рилкера: тот, неловко набирая номер, перешел на крик.
– Возможно, для подобных вам копов-шустриков мое мнение ничего не значит, но этот парень из музея – эксперт экстра-класса. И он разъяснит таким болванам, как вы, что я прав!
Уилсон решительно двинулся к двери.
– Нам эти музеи ни к чему,– проворчал он.
Бекки последовала за ним, захватив фото, но оставив слепки, поскольку Рилкер, казалось, никак не желал с ними расставаться. Дверь с грохотом захлопнулась за полицейскими. Было слышно, как Рилкер что-то пронзительно кричал, а затем вдруг умолк.
– Надеюсь, что его не хватит инфаркт из-за нас,– насмешливо заметила Бекки, очутившись на улице.
– Ты правильно поступила, девочка. Если бы ты не заговорила об оборотнях, он ничего бы не выложил нам.
Служба главного судебно-медицинского эксперта находилась в сверкающем стеклянными стенами высотном здании напротив госпиталя Бельвю. В сущности, это был целый завод судебной медицины, прекрасно оборудованный и обеспеченный самыми немыслимыми химическими препаратами, необходимыми для вскрытия. В какой-то мере здесь «озвучивали» трупы… и они действительно выкладывали все, что могли. Большой мастер своего дела, шеф службы, используя имевшиеся средства, раскрыл здесь не одно убийство. В суде на первом плане фигурировали кончики волос, капельки слюны и частицы лака, обнаруженного под ногтями. Однажды сумели представить в качестве доказательства даже следы ваксы, найденной на теле женщины, забитой ногами.
Главный судмедэксперт блистал в такого рода делах. Если в принципе хоть какой-то след можно было обнаружить, он непременно его находил. Сейчас он вместе с ассистентами готовился осмотреть тела, сантиметр за сантиметром, ничего не оставляя на волю случая. Но почему-то опять возник этот страх…
Вдруг дежурная громко выкликнула фамилию Уилсона.
– В чем дело?
– Тут есть кое-что для вас,– загремел ее голос.– Позвоните Андервуду.
Он сделал это из кабинета Эванса и переговорил со старшим инспектором. Разговор длился с минуту и со стороны Уилсона свелся к серии реплик типа: «да – согласен, да – договорились, да – конечно».
– Он просто хотел сообщить, что отныне мы с тобой преобразованы в спецгруппу, работающую под его непосредственным началом, и что все силы и средства департамента – в нашем распоряжении. Мы также переселяемся в кабинет в центральное здание полиции в Манхэттене.
– Вот это мило! У нас будет полный карт-бланш, пока сохраняется его влияние, а комиссар будет торчать в своей башне из слоновой кости.
Уилсон хмыкнул.
– Послушай, пока это дело остается выигрышным, все паразиты – от нашей полиции до болгарских спецслужб – попытаются наложить на него лапу. Но будь спокойна. Если мы ничего не обнаружим, то быстренько окажемся предоставленными самим себе.
– Пора идти на вскрытие. Нет сил больше ждать.
В ее голосе чувствовалась горечь: реплика Уилсона слишком точно отражала ситуацию.
– Ладно, вампир, идем.
Они пошли в прозекторскую.
– А я-то думал, что посторонние приходят сюда только по приглашению,– проворчал Эванс. От него пахло химическим мылом, с перчаток что-то капало. Он шел в операционный блок.– А может, специально для вас двоих в правилах сделали исключение?
– А ведь это он нас так приглашает! Ну до чего же любезен!
– Обычно вы присутствуете на банальных вскрытиях, которыми я не занимаюсь, чтобы не терять времени. Сегодня вы можете пройти, если желаете, но предупреждаю, что зрелище будет не из приятных. Да и запашок в зале тот еще.
О Боже! Тела обоих копов лежали на белоснежных столах под беспощадным светом неоновых ламп. Ничто не напоминало бестолковой суеты отстойника на Фаунтин-авеню, здесь все блестело и царил образцовый порядок. Его нарушали лишь трупы с откровенными следами насилия и всем ужасом совершенного преступления.
Особенно потрясла Бекки степень изувеченности. Все говорило о немыслимо зверском нападении. Но было в этом и нечто успокаивающее: на такое животные не были способны. Слишком чудовищно, чтобы не быть делом рук человеческих.
– Лаборатория не обнаружила ровным счетом ничего, кроме шерстинок собак и крыс, а также птичьих перьев, – тихо произнес Эванс. Он напоминал результаты обследования, проведенного на месте происшествия.– Не выявлено также никаких, не принадлежавших жертвам, предметов.
– Хорошо,– прокомментировал Уилсон.
Но вступление Эванса произвело на него громадное впечатление. Новости были не из добрых.
Эванс повернулся к Бекки.
– Сейчас приступим к вскрытию. Не считаете ли вы, что было бы лучше вывести отсюда Уилсона?
– Этого делать нельзя. Наверняка найдем что-нибудь интересное,– ответила она.
– Инспектор Уилсон, я не желаю повторения того свинства, что имело место в деле Кюстен.
– Я уйду, если почувствую себя неважно,– сказал он.– Но не раньше. Вы же знаете, что мы обязаны присутствовать при вскрытии.
– Я пытался помочь вам, сделать как лучше.
Эванс начал срезать скальпелем образцы тканей. Его ассистент отделял от них на соседнем столе небольшие участки и относил в лабораторию. Вскрытие продвигалось быстро: к сожалению, материала для работы было не так уж много.
– В первую очередь мы стремимся обнаружить следы отравления, удушения или любой другой признак более правдоподобной смерти,– пояснял по ходу Эванс.– Вас это устраивает?
– Вполне.
– Отлично, об этом нам расскажут анализы. Смотрите! – Он показал заостренный белый зуб.– Он застрял в разорванном запястье жертвы. Вы понимаете, что это значит… куда это ведет?
– Конечно, получается, что парень был еще жив, когда ему впились в руку. Иначе клык не сломался бы в его теле.