Председатель с минуту помолчал, прежде чем задать вопрос, который, как сознавал Ростов, мог предопределить его судьбу.
— И вы все это рассказали американцам?
— Старая дружба бывает полезна, — ответил он, подумав.
— Кто же в ЦРУ знал об этом?
— Заместитель директора по разведке. Возможно, он все рассказал исполнительному директору.
— Или, быть может, он рассказывает ему это теперь?
— Возможно, и так. — Смысл вопроса не ускользнул от Ростова. — И ему, и англичанам.
— Итак, вы трое, старые друзья, решили все разрешить сами?
— Как меня и просили. Вы сами.
— А кто еще участвовал?
— Мой помощник. И один оперативный работник в Новом Орлеане. Инвалид. Но у него не было никакого представления о размахе этого дела. — Он не добавил, что Фрэнки Мистлето был агентом-двойником, одним из немногих, все еще остававшихся в Америке. Ростов доверял американцам до определенных пределов, но всегда старался иметь независимую информацию.
— А почему вы просто не сообщили об известных вам фактах, ими располагая? — Председатель знал ответ еще до того, как задал этот вопрос. Не случайно же он и выдвинул Ростова на это место в их структурной иерархии.
— Потому что, как только бы в дело втянулись власти, они отодвинули бы меня в сторону. Они смогли бы арестовать одного или двух нацистов, но вся организация просто ушла бы в подполье. — Он помолчал, прежде чем продолжить. Слова его были резкими и категоричными. — Мы приняли решение уничтожить всю организацию. Убрать их руководителей. Обезглавить, их. Для того чтобы покончить со всем этим раз и навсегда. А для этого необходимы самые жестокие меры.
— Значит, вы позволили нацистам действовать по задуманному плану, даже вступить в Рейхстаг до того, как приготовить свои контрмеры. Весьма опасный и рискованный план.
— Мы так не думали.
— Мы?
Ростов пожал плечами.
— Они верили Каасу, он был лучшим в их подполье. Они абсолютно не предполагали, что он может убрать их. Одного за другим.
— Где же он сейчас?
— В Москве. Он хочет там жить. И работать на нас.
— Исключительно опасный план, — сказал пожилой человек. — Но завершившийся успехом. — Это был его способ выразить одобрение.
— Через несколько дней, когда полиция закончит свое дело в Дрездене по тем наводкам и сведениям, которые мы скрыто им предоставили, весь заговор станет известен общественности. Весь расчет нацистов — на уничтожение руководящих деятелей мира и на приход к власти в Германии. По методу Гитлера в 1933 году. Это всех ужаснет. Они не смогут больше поднять голову.
— Они всегда в конце концов подымают голову.
— Теперь долго еще не смогут. Это вынудит и полицию взять под контроль другие террористические группы. Дело мира нуждается в этом.
— Вы всегда философствуете. Всегда остаетесь христианином. — Председатель надолго замолчал. Он наблюдал, как какая-то женщина взяла свечу, зажгла ее и поставила рядом с другими свечами. Он спрашивал себя, за кого она молится, кого вспоминает. — Что дальше? — спросил он наконец. — Ведь принимать такие решения не наше дело. Это дело наших руководителей.
— Но политические деятели отстранились от принятия ответственных решений во время войны в Персидском заливе.
— Каким образом?
— Не уничтожив Саддама Хусейна, когда у них была такая возможность.
— Но Советский Союз поддерживал его в свое время.
— А мы хотели, чтобы он погиб. И поскольку он оставался жив, поскольку политические деятели умыли руки, он повернулся против своего собственного народа и стал уничтожать курдов и других неугодных ему людей. Пока мы похлопывали друг друга по спинкам, он уничтожал целую нацию. САС или Специальные силы обязаны были его убрать.
— Опасные слова.
— Мы никогда не учимся на своих ошибках. Черчилль был прав, разбомбив Дрезден и унизив тем самым Гитлера. Но затем, во имя человечности, союзники отказались от такой тактики. И Гитлер продолжал сражаться. Сколько же сотен тысяч русских мы потеряли из-за этого?
— И все же такие решения принимаем не мы..
— Но мы проводим их в жизнь.
Председатель пожал плечами. В душе он соглашался с Ростовым, но никогда не стал бы говорить об этом публично.
— Я хочу, чтобы вы поклялись мне, в этом Божьем доме, что вы никогда больше не будете выходить за рамки вашей ответственности.
— Но кто-то же должен убирать грязь. Кто-то должен продолжать сражаться.