Жестокость мужчины по отношению к мужчине может быть просто мгновенным приступом крайнего возбуждения. Никакой причины для этого может и не иметься, а потому держаться следует очень и очень осторожно.
Парни, сидящие и стоящие у стойки бара в «Дикобразе», подавали совершенно очевидные сигналы опасности такого рода. Что-то неуловимое в выражении лиц, в беспокойных взглядах и натужном юморе говорило как раз об отсутствии причины. Парень у стойки по-прежнему орал что-то невразумительное бармену, а тот все так же неопределенно улыбался. Один из парней нагнулся к девушкам, сидящим за столиком возле стойки, и что-то им втолковывал. На одной из девушек был обтягивающий свитер, и, возможно, именно это и вызвало выброс гормонов в организме парня. Может, он решил, что у него располагающая улыбка, но тут уж точно ошибся.
Через несколько минут обе девицы подхватились и слиняли, но я не стал занимать освободившееся место за их столиком. Слишком уж близко от этих парней. Находясь там, в зоне действия их ауры, я мог внезапно оказаться вовлеченным в неприятности. Может, я рассуждаю как трус или параноик, но навидался я таких случаев. У меня было право сесть на это место, так же как у женщины есть право носить то, что она считает нужным, не привлекая нежелательного внимания. Право — прекрасное понятие, удобное окошко для того, чтобы смотреть на мир. Но как только это окошко разобьют, вот тут-то ты и начинаешь понимать, что никакого права не существует.
И я остался стоять у длинного стола, потягивая пиво и исподтишка оглядывая зал. Я не мог сообразить, что эти парни здесь делают. На одном из них была шерстяная шапка, которую он постоянно теребил, и она уже вся покрылась пивными пятнами. Я с трудом различил на ней буквы ФК, наверняка означавшие какой-нибудь футбольный клуб, но непонятно, что группа футбольных фанатов потеряла в «Дикобразе», если поблизости не было ни одного стадиона. Несколько человек взялись за руки и принялись горланить какую-то песню, но слова невозможно было разобрать.
Я поглядывал в сторону стойки, прикидывая длину очереди и возможность получить вторую порцию пива, когда произошел первый инцидент. Поверить в это трудно, но с него начался отсчет событий, очевидцем которых я стал.
Дверь на улицу была открыта в тщетной попытке понизить температуру в переполненном помещении до терпимого уровня. Пока я присматривался к посетителям у конца стойки, выбирая, где бы встать в очередь, чтобы получить свое пиво, в дверь вошел огромный серый пес и тут же затесался в толпу. Я обратил на него внимание, так как предположил, что за ним идет хозяин, но никто не появился. Я решил, что хозяин — или хозяйка — сидит в пабе, а пес просто ненадолго выскакивал на улицу. «Похоже, все же хозяин, — рассудил я. — Женщина вряд ли стала бы держать такую собаку». Я видел пса всего лишь мельком, но заметил, что впечатление он производил жуткое: огромный, косматый, двигался плавно и в то же время стремительно. Тут я обнаружил, что парочка на галерее потянулась за пальто, и сразу же забыл про собаку. Парочка сидела за лучшим столиком в пабе — в углу у большого окна. Я тут же начал пробираться сквозь толпу к заветному месту.
Застолбив столик, я подошел к стойке и купил еще пива. Может, мне показалось, но бармены держали в поле зрения этих опасных парней и, выполняя свои непосредственные обязанности, поглядывали то на стойку, то на длинный стол. Я благополучно избежал опасной территории, добрался до стойки и получил свое пиво.
Я удобно устроился за столиком и порадовался, что вечер наконец-то стал приобретать приятные очертания. Я смотрел в окно, хотя дело шло к ночи и народу на улице было мало. Только фланирующие парочки в крутом прикиде. В кафе на другой стороне улицы шла какая-то перебранка, а в мусорном баке неподалеку копался бездомный с негритянскими косичками. Если занять место у окна пораньше, то наблюдать за улицей очень интересно, но теперь яркий свет полной луны придавал всему нездешний, жутковатый вид.
Новая волна шума заставила меня отвлечься от окна и посмотреть в зал. Какой-то парень опрокинул свою кружку с пивом или ее опрокинули. Его соседи кричали и смеялись. Ничего интересного. Я открыл книжку и принялся было за чтение, как вдруг заметил нечто необычное.
В компании опасных ребят появился человек, которого раньше не было. Вы можете сказать, что я его просто не заметил, но это не так. Я к ним присматривался достаточно долго и пристально. Если бы я увидел этого человека раньше, то непременно запомнил бы. Он стоял среди парней у лестницы, ведущей на галерею. Я говорю «стоял среди», так как в нем было нечто такое, что выделяло его из общей массы. Он отличался дерзким обаянием человека, привыкшего к уважению со стороны себе подобных. Одет он был небрежно и слегка неряшливо: в джинсы и просторную серую куртку; его темные волосы слегка вились, на лице выделялся хищный орлиный нос. Он излучал какое-то неестественное спокойствие, словно был под дозой, и вслушивался в слова приятелей, приоткрыв рот и слегка склонив голову набок. Когда со стороны другой компании донеслись шумные возгласы, он поднял голову и раздвинул в полуулыбке уголки губ, как бы предвкушая удовольствие от новой проказы. Он был здесь как дома. Он знал этот мир, и этот мир знал его. Это была его жизнь.