- Почему ты исключаешь, что анонимное письмо мог написать, скажем, я?
И опять смеется. Мне же почему-то не до смеха. И я спрашиваю:
- А не странно ли, что все это ты рассказываешь мне?
- Нет, не странно, - отвечает он. - Когда-нибудь ты, вероятно, поймешь почему... Да... Я себе копаю, копаю... Терпения мне не занимать. Ждать я умею... Наступит подходящий момент...
- Он уже наступил.
- Наступил и еще наступит.
- Как это - еще наступит?
- Ну как... Я себе копаю, копаю... и для кого-нибудь еще наступит момент... А какая аристократическая улица эта ваша Сесостри... Один адрес чего стоит, правда? Особенно дом номер пять... Все с такой безупречной репутацией... хе-хе... Но я копаю, копаю...
Наверно, я побледнел. Самому ведь не видно.
- Что-то я тебя не понимаю, - говорю.
- Еще поймешь, - отвечает он с многозначительной улыбочкой и вытаскивает свою записную книжку. - Итак, ты хочешь знать? Хочешь, чтобы я сказал тебе все? Но умеешь ли ты молчать?
Я:
- Думаю, что умею.
Он внимательно посмотрел на меня и говорит:
- Да, у меня есть основания полагать, что молчать ты действительно будешь.
- Значит, ты мне доверяешь?
- Доверяю. В известном смысле... А теперь слушай, - продолжает он, листая записную книжку. - Коммендаторе Гуидо Скоперти. Ты знаешь его?
- Это же мой сосед. Мы живем дверь в дверь.
- Хорошо. Что бы ты сказал, если бы тебе стало известно, что Скоперти фамилия липовая? Что на самом деле его зовут Боккарди, Гуидо Боккарди из Кампобассо, что за ним должок: восемь лет тюремного заключения за злостное банкротство? Мило, не правда ли?
- Не может быть!
- Боккарди Гуидо, сын покойного Антонио, в сорок пятом приговорен к девяти годам тюремного заключения, а в сорок шестом ошибочно амнистирован. Разыскивается с сентября того же года.
- И вы только сейчас об этом узнали?
- Месяц тому назад... А имя Марчелла Джерминьяни тебе ничего не говорит?
- Ну как же, она ведь живет у нас на втором этаже. Мешок с деньгами. Собственный "роллс-ройс".
- Правильно. Ты бы очень удивился, узнав, что фамилия ее вовсе не Джерминьяни, а Коссетто. Мария Коссетто, судимая за убийство мужа, оправданная в первой инстанции, а апелляционным судом заочно приговоренная к каторжным работам и с тех пор скрывающаяся от правосудия. Что скажешь?
- Ты, наверно, шутишь.
- А известный доктор Публикони, тот, что живет у вас на третьем этаже, президент федерации бокса... Как это ни странно, но имя, данное ему при крещении, - Армандо Писко. Фамилия Писко тебе знакома?
- Погоди, был, помнится, давным-давно судебный процесс во Франции...
- Вот-вот. Сексуальный маньяк по кличке "алльский душегуб", приговоренный парижским судом присяжных к гильотине и бежавший накануне казни... Ты когда-нибудь видел вблизи его руки?
- Ну и фантазия у тебя!
- А Лоццани? Арманда Лоццани, известная модельерша, занимающая весь пятый этаж? Она же Мариэтта Бристо, прислуга, бежавшая с хозяйскими драгоценностями стоимостью в три миллиона и приговоренная заочно к пяти годам... Знаешь, это фазанье филе с каперсами - просто чудо... Поистине оно выше всяких похвал... Да, я еще не все сказал тебе. Граф Лампа, Лампа ди Кампокьяро, художникнеоимпрессионист, снимающий мансарду... Так знай же: твой граф Лампа, он же монсиньор Буттафуоко, первый секретарь Апостольской нунциатуры в Рио-де-Жанейро (в те времена города Бразилия еще не существовало), создатель нашумевшей благотворительной организации "Апостольские деяния святого Северио"... Короче - незаконное присвоение более пятидесяти тысяч долларов, затем уклонение от явки в суд, бегство, полное исчезновение.
- Мда... Все у тебя вроде пристроены. Выходит, один я ни в чем не замешан...
- Ты так думаешь? - откликается Луччифреди не без иронии. - Ну надо же! А я-то копал, копал. И похоже, откопал кое-что и насчет тебя. Я изображаю удивление.
- Насчет меня, говоришь?
- Да, уважаемый Серпонелла. Это ведь тебе удалось скрыться после лионского покушения, когда ты взорвал в театре ложу с отцами города...
Но один след, крошечный такой следик, ты все-таки оставил... Интерпол обратился ко мне, а я, по своему обычаю, стал копать... И вот наконец мы остались с тобой с глазу на глаз: я, начальник оперативного отдела, комиссар полиции Луччифреди, и мои любезный друг Лючо Андреатта, он же Луис Серпонелла, анархист-террорист старой закваски...
Поверь, так неприятно тебя арестовывать, ты мне очень симпатичен...
Нет-нет, не нужно волноваться, рассчитывать тебе все равно не на что:
дом окружен двойной цепью полицейских... Почистить-то здесь придется основательно!
- Да, сегодня твой день, Луччифреди, - отвечаю я. - Прими мои поздравления, комиссар Луччифреди, он же - Кармине Никьярико. Так ведь?
Теперь уже он ерзает на стуле и бледнеет. И фазанье филе с каперсами больше его не занимает.
- Что еще за Никьярико?
- Никьярико Кармине, сын покойного Сальваторе, - при этих словах я поднимаюсь, - снайпер из банды Россари. На твоей совести по меньшей мере три хорошеньких убийства...
Он ухмыляется.
- Интересно, как с таким блестящим прошлым я мог бы стать начальником оперативного отдела полиции?
- Так ведь и я копал себе потихонечку... Наводнение в дельте По...
тебе о чем-нибудь говорит? Героическая гибель помощника комиссара Луччифреди, унесенного потоком, когда он пытался оказать помощь какой-то попавшей в беду семье... А через несколько дней - неожиданное воскресение доблестного полицейского, ставшего почти неузнаваемым, так как лицо его превратилось в сплошную рану. Да, должен признать, многоуважаемый Никьярико, действовал ты чертовски ловко... Ну а теперь, если находишь нужным, зови своих полицейских...
Он тоже встает, но уже больше не ухмыляется.
- Вот это удар, дружище, - говорит он, протягивая мне руку. Признаюсь, не ожидал. Удар что надо. Мне остается лишь поблагодарить тебя за отменный обед.
Настал мой черед ломать комедию.
- Надеюсь, от кофе ты не откажешься?
- Спасибо, я, пожалуй, вернусь на работу. У меня там куча дел накопилась... Итак, до приятного свидания, дорогой Серпонелла.
Останемся друзьями.