Они смеялись над ним и называли его трусом. Но эти насмешки не трогали его. Он хорошо знал, что мог уничтожить этих людей, если бы поддался своим чувствам. Но это было бы значительно хуже, чем то, что его называли трусом.
По мере того как шло время, Малколм все чаще испытывал в себе странные изменения, когда его охватывал гнев. Это становилось все сильнее, но он продолжал бороться. Собрав всю волю, Малколм сопротивлялся окончательному превращению, но понимал, что настанет день, когда он не сможет больше сопротивляться. Ему оставалось только надеяться, что когда это произойдет, он будет знать, что делать.
В то время как его тело становилось сильным, все больше давала о себе знать неустроенная жизнь. Как-то раз, в безоблачный полдень ранней весной, он почувствовал, что больше не выдержит. Этот день Малколм провел на холмах, думая о своей тяжелой жизни и о том, как ее прервать. Но он не знал, как это сделать. Его обучение было прервано в ту страшную ночь, когда огонь охватил Дрэго, и он еще не все понимал. Он знал, что существуют способы, с помощью которых можно уничтожить таких, как он — серебряная пуля, огонь и что-то еще, о чем никогда не говорили. Но разве кто-нибудь из его народа убивал себя сам? И как это можно сделать? Этого Малколм не знал.
Внезапно он напрягся, поднял голову и прислушался. До него донесся слабый, но различимый крик, в котором слышались боль и страдание. Малколм принюхался, определил направление, откуда пришел крик, и быстро вскарабкался на вершину холма.
Едва он приблизился, крик прекратился. Малколм понял, что существо, кричавшее от боли, почувствовало его и испугалось. Он осторожно двигался, руководствуясь чутьем.
Наконец за кустом он увидел его — молодого волка, больше похожего на щенка, передняя лапа которого была в капкане.
Малколм вспомнил о своих страданиях той ночью, больше года назад, когда сам попал в капкан. Он опустился на колени возле волчонка, чувствуя, как глаза наполняются слезами. Малколм протянул руку ладонью вверх, показывая зверю, что не причинит ему вреда.
Волчонок обнюхал его пальцы, инстинктивно при этом оскалясь, но не предпринял попытки укусить их. Очень осторожно Малколм дотронулся до его морды и погладил серо-коричневый мех на голове между бархатными глазами. От его прикосновения волчонок задрожал.
– Спокойнее, малыш,— проговорил мальчик.— Я не сделаю тебе ничего плохого.
Щенок тихо заскулил.
– Я знаю, как тебе больно. Поверь мне, я очень хорошо это знаю.
Волчонок внимательно посмотрел на него и перестал дрожать.
– Вот так, малыш,— продолжал Малколм медленным, успокаивающим тоном.— Теперь давай посмотрим, как крепко тебя зажало.
Он осторожно повернул щенка, чтобы лучше рассмотреть, какое повреждение нанес капкан. С облегчением Малколм увидел, что это не такой капкан, в который попал он сам в окрестностях Пиньона. Это был обычный капкан, не причиняющий увечья, предназначенный только для того, чтобы ловить и держать.
– Тебе повезло, малыш,— сказал Малколм.— Ты, наверное, так не считаешь. Конечно, мало приятного оказаться в любом капкане, но поверь мне, могло быть намного хуже.
Он просунул пальцы между ровными зубьями капкана и потянул за пружину. Интересно, зачем здесь поставили капкан? Там, внизу в долине, он видел пасущихся овец. Должно быть, пастух и поставил капкан, чтобы защитить свое стадо. И в этом его нельзя было винить. По крайней мере, человек использовал этот относительно безобидный капкан и не положил в него отраву. К тому же ягненок вполне мог стать добычей волка. Как тут определить, кто прав?
Медленно Малколм разжал челюсти капкана. Волчонок выдернул лапу, но не пытался убежать. Малколм осторожно провел пальцами по его лапе, которая была в капкане.
– Все в порядке, твоя лапка немного поболит, но, как я уже говорил тебе, могло быть намного хуже.
Волчонок попробовал встать на лапу, быстро ее отдернул, затем попытался еще раз.
– Видишь, с ней все в порядке,— повторил Малколм.— Теперь ты можешь вернуться к своей семье.
Звереныш посмотрел на мальчика, затем опустил голову и осторожно ткнулся носом в ногу мальчика. Малколм почесал волчонка за ухом.
– Я бы взял тебя с собой, малыш,— сказал он.— Было бы с кем поговорить. И пищу мы могли бы добывать вместе.
Волчонок лизнул его руку, но Малколм спрятал ее за спину.
– Нет, мы с тобой были бы друзьями. И для начала я дал бы тебе имя.
Внезапно за собой Малколм услышал приглушенное рычание. Обернувшись, он увидел ощетинившуюся волчицу, готовую к прыжку. Он снова посмотрел на волчонка.
– Похоже, за тобой пришла мама. Звереныш перевел взгляд на волчицу, затем снова на Малколма.
– Ну, иди же,— сказал Малколм.— Ты знаешь, где твой дом.
Немного поколебавшись, волчонок побежал, слегка прихрамывая, к волчице. Оба тут же скрылись в кустах.
– Хотел бы я знать, где мой дом,— с горечью сказал Малколм.
Он опустился на землю и заплакал. Малколм редко плакал. Малколм редко плакал, но сейчас, оставшись один, он испытывал отчаяние.
И когда он заплакал, его тело начало судорожно менять свою форму. Он чувствовал, что его волосы становятся длиннее, толще и грубее. Во рту появилась кровь, когда длинные зубы стали вылезать из десен. Рядом никого не было, никто этого не видел, и на этот раз Малколм не стал с собой бороться. У него был тяжелый день, и он очень устал.
Этот день был таким же тяжелым для Батмана Стайлза. И такими же для него были последние несколько лет. Хозяин карнавального балагана, он был старым человеком и имел устаревшую профессию.
В этом году с трудом удалось найти место, где каждое лето проводились небольшие карнавалы. Раньше он сначала выставлял борца, в состязании с которым каждый мог проверить свою силу, стрельбу по мишени с призами для победителей, комнату смеха, колесо фортуны и, наконец, комнату страха, на которую он делал особую ставку. Однако на этот раз он вряд ли мог это сделать из-за Самсона, нарушившего его планы. Или так, по крайней мере, он думал, ибо Самсон, больше известный как Джекки Московит, был владельцем всего карнавального шоу.
Он сам предупредил об этом Стайлза. Это было накануне их открытия в Сильведеле, когда Батман продолжал считать, что его уродцы — один из лучших аттракционов. Самсон же еще почти нигде не был, даже в Калифорнии и Сан-Франциско.
Батман часто вспоминал, как в былые годы он путешествовал по пыльным дорогам, переезжая из го-рода в город. Когда он был еще мальчиком,— а было это еще пятьдесят лет назад,— карнавалы проводились во всех городах и не раз в девять месяцев. Люди ждали карнавала как самый большой праздник. И даже в годы депрессии они всегда находили в кармане десять центов, чтобы попытать счастье в каком-нибудь аттракционе.
Сейчас многое изменилось. Но почему, черт возьми? Вот уже несколько лет Батману и самому было постоянно скучно.
Подойдя к фургону Джекки, он постучал в дверь.
– Открыто,— ответил изнутри скрипучий голос.
Батман вошел и увидел Джекки, сидящего за столом и рассматривающего карты. Он не сразу оторвался от своего занятия, чтобы взглянуть на вошедшего.
Батман знал Джекки еще с того времени, когда тот был просто Мейджером Тини, раздражительным карликом. Это было в пятидесятых годах, когда карнавалы временно прекратились, и это было как раз кстати для Мейджера Тини, с внутренними железами которого что-то произошло, и он начал расти. Меньше чем за год он стал если не таким уж большим для внешнего мира, то забавно высоким для лилипута.
К счастью для Джекки, у него были деньги и он смог приобрести часть аттракционов, в которых и стал работать. А со временем стал владельцем карнавального шоу.