Маэйра жестом велела воспитанницам следовать за ней. Минуя водоворот танцующих, она двинулась вдоль стены. Глава то и дело здоровалась с встречными людьми, те отвечали вяло и дежурно улыбались. Ольга знала — объяснением тому была особая маскирующая магия, созданная могущественной бабкой Маэйры и названная «вуалью серой дамы». Вуаль не скрывала от чужих глаз, наоборот, создавала у смотрящих иллюзию, будто они давно знают Мантидай, мило общаются и даже живут по соседству. Подходящий вариант для высшего света, где хорошие связи ценятся превыше всего.
Первым пунктом бального паломничества стала ложа губернатора.
Губернатор Ангелиополиса и его супруга были слишком стары и тучны, чтобы танцевать с молодежью и теми, кто тщательно ею прикидывался. Они восседали на бархатном диване, оживленно беседовали, предаваясь чревоугодию. Заметив Маэйру, губернаторша отложила в сторону внушительный кусок кремового торта, отставила тяжелый бокал с вишневым вином, ласково улыбнулась полными губами и снисходительно произнесла:
— Здравствуйте, дорогая, как ваше ничего? Повар, которого вы мне советовали, превзошел все ожидания, жаль, на сегодняшнем приеме воспользоваться его услугами не получилось. Он заболел вроде бы…
Последовал длинный и несвязный поток сбивчивых рассуждений, щедро перемеженный зевками и резкими паузами. Маленькие сонные глазки губернаторши смотрели сквозь присутствующих, кажется, она бредила и не видела Мантидай в упор. Действие чар вуали набирало мощь.
— Ладно, дорогая моя, я рада, что вы пришли. А это кто? Ваши дочки? Очень хороши…
Маэйра с готовностью представила девушек и деликатно откланялась, уступив место рядом с хозяйским столом другим гостям. Теперь ее путь лежал к тенистому оазису из пальм в каменных вазонах, под которыми в кружевах света и тени прятались две резные лавки и маленький столик. Рядом мелодично журчал фонтан. Идеальное место для начала охоты!
— Ну что? Приступим к поиску? — нетерпеливо зашептала Кристина, полосуя хищным взглядом веселящуюся толпу.
— Не торопись, — осадила воспитанницу Маэйра.
Она сплела пальцы узлом — признак легкой нервозности — надежно установила их под подбородком. Глаза, как прицелы, заскользили по лицам и фигурам. Вот тяжелый, мясистый судья Кикстон заправляется пятой или шестой чашкой охлажденного кофейного напитка. Вот вдова Эллиот, владелица паровых заводов в Северном районе, выхватывает из сверкающей очереди бокалов с шампанским центральный и неловким движением рушит весь строй. Она, кажется, уже пьяна в стельку. Пьяна и счастлива. Ее можно понять: неожиданная гибель мужа не только избавила эту хваткую, моложавую даму от супружеской тирании, но и сделала единственной владелицей огромного состояния. И вот теперь, укрыв лицо черной траурной вуалью, госпожа Эллиот ликует и безбожно пьет. Для тех, кто не в курсе истинного настроения закутанной в черную шаль сорокалетней красотки, ее непристойное поведение выглядит со стороны безутешным вдовьим безумием. Те, кто не в курсе, ей сопереживают и сочувствуют… А вот известный опереточный певец флиртует со стайкой юных модниц. Он единственный, чьего имени Маэйра не может назвать, так как не запоминает его принципиально из-за предвзятого отношения ко всем без исключения представителям артистической профессии…
— Где же волки? — устав от молчания, поинтересовалась Кристина.
— А ты их разве не видишь? Присмотрись-ка хорошенько.
И, верно, волки были. Тенями скользили в сияющей толпе. Двигались решительно, стремительно и плавно, как положено хищникам. Среди расписных, напомаженных, набриолиненных, надушенных представителей человеческого высшего света волки-оборотни выглядели дорого и одновременно скупо. От них исходили особые волны — природное, волнующее притяжение. Необузданная, первородная тьма таилась в черных зрачках звериных глаз. Из-под губ чуть заметно выглядывали острия длинных клыков.
Когда три оборотня — два молодых человека и девушка — прошли рядом с «засадой» Мантидай, Маэйра настойчиво взглянула на Ольгу, подавая знак: медленно опустила и подняла веки с редкими ресницами, напоминающими сухие пеньки скошенной осенней травы.
Ольга взглянула на волков и испугалась. Наверное, этот вошедший в привычку страх, зародился еще во времена той самой триумфальной бойни, что устроил Гвидо Люпус всем оборотням Ангелиополиса, укрепляясь в своем единовластии на долгие времена.