«Зачем тогда все эти заморочки с обрядом, истинными парами, если некоторые всё равно поступают, как хотят и их прощают? – думала Эсме, ежась под порывами холодного ветра. – Оборотни меньше отличаются от людей, чем считают… Как там Рагнар? После того чаепития он даже не заглядывал? Неужели нет ни минуты свободной? Вот, блин, психану, и отвечу на ухаживания Генки. В детстве он мне хлюпиком казался. При этом он ещё постоянно ворчал и нравоучал. Временами бесил страшно! Но зато никогда не обзывал и не обижал. Мы часто играли вместе. Помню, как самым ценным со мной поделился – биноклем… Со временем Генка менялся и не только внешне. Видимо, общение с родным дядей по материнской линии на него сильно повлияло. Вообще, тот обряд, где Кларисса чуть не охомутала Рагнара, многое изменил. Раньше ни Деян ни Фёдор даже родственные визиты не поддерживали. Генка первый раз к дяде отправился ровно через год после знаменательного налаживания связей между стаями. Кажется, ему тогда стукнуло тринадцать. В чужих краях Генке некому было жаловаться, вот и возмужал. Всегда знала, что маменькины сыночки не безнадёжны. Сейчас Генка – жених хоть куда, на него волчицы поглядывают. Упёртый, серьёзный, внимательный, симпатичный, работящий. Ничего себе, сколько я лестных эпитетов ему приписала! Обалдеть! Если долго заниматься внушением, то глядишь и поверю, что он мой принц».
Девушка смотрела на свинцовые облака, полностью погрузившись в мысли, поэтому не сразу заметила, что Генка молчит и обиженно смотрит на неё.
– Прости, задумалась. Что ты говорил?
– Тебе на меня плевать, да? – Оборотень обжёг взглядом. – Хожу к тебе каждый день, ухаживаю, а ты холодна как рыба. Метишь лечь под будущего вожака? Только вот он не предложит тебе ни обряд, ни замужество.
Эсме растерянно смотрела на друга детства. Никогда раньше он не говорил с ней в таком тоне. Любому другому девушка бы тут же нахамила, а тут опешила и ляпнула:
– Так ты тоже не предлагал?
Генка смутился и проворчал:
– А сама не поняла? Я же с цветами приходил и постоянно рядом был.
– Потому что мы друзья.
Эсмеральда немного лукавила. Она понимала, что нравится Генке, и ей это льстило. Девушка видела в глазах друга восхищение, впитывала тепло и поддержку, отражавшуюся в его словах и поступках.
– Друзья, – горько повторил Генка. – Это всё, что ты можешь мне предложить?
Девушка передёрнула плечами, а по телу прошёл озноб, то ли от нового порыва ветра, то ли от нервов. После похищения и того дурмана, Эсме иногда чувствовала приступы слабости, тревоги. Первое время запах опьяняющего растения воскресал в памяти и снова манил, но хвала Многоликому не отрубал разум.
– Я не знаю, Гена, правда. Ты мне нравишься, но…
Парень поднял руку, прерывая её неумелые попытки оставить всё как есть.
– Ладно, я понял. Думаю, ты скоро сама пожалеешь. Правильный выбор – залог счастливого будущего.
На многозначительной ноте он развернулся и, не прощаясь, сбежал с крыльца. Эсмеральда не окликнула Генку. Зачем? Ведь она не могла сказать то, что он хочет, сердцу невозможно приказать.
Погода бесновалась. Порывы ледяного ветра усилились, небо затянуло тяжёлыми фиолетовыми тучами. Эсмеральда не уходила в дом, внутреннее напряжение заставляло её стоять на крыльце, зябко кутаясь в шаль, и смотреть вдаль. Орнелла ушла рано утром, и должна была уже вернуться. Яркая вспышка разрезала небо, а от мощного грома заложило уши. Сердце девушки зашлось, а потом пустилось галопом. Первая крупная капля упала на землю, и в ту же секунду с небес обрушилась стена воды. Она размывала окружающий мир, стирала границы реальности. Предчувствие уже не шептало Эсме, а просто кричало о надвигающейся беде. Кошка внутри неё рвалась на свободу, хотя обычно в дождь, предпочитала дрыхнуть.
– Я даже не знаю, куда бежать, – жалобно прошептала Эсмеральда, умоляя Многоликого развеять страхи.
Длинная, ветвистая молния почти дотянулась до корней старого тополя. Оглушительный раскат грома, последовавшей за ослепительной сестрицей, стёр остальные звуки. В сердце девушки словно сработал спусковой крючок, она перекинулась и понеслась в центр посёлка. Кровь стучала в её висках, принося лишь одну мысль: «Я не могу опоздать». Она не обращала внимания ни на буйствующую стихию, ни на грязь под лапами, ни на обгоняющих её волков. Эсме было без разницы, как она выглядит и что скажут остальные. Внутри вибрировала струна, она как компас указывала направление и позволяла остро ощутить ускользающее время.