Спустя минут десять привыкания к столь неожиданным гостям усаженная на диван и окруженная сыновьями Фальмития отхлебнула холодного и очень сладкого чаю и смогла говорить. Она наговорила много банальных приятностей вроде «дорогие вы мои», «как вас мне не хватало» и других. Потом обратила внимание на Ктори и, повернувшись ко мне, шепотом уточнила:
— Это она?
Я не знал, как матушка среагирует, но честно кивнул, с трепетом ожидая последствий в виде нового водопада слез. Но нет, то ли слезы закончились, то ли из этой новости неожиданности не получилось. Спокойно повернувшись к девушке, скромно и одиноко сидящей на твердой табуретке напротив нас, хозяйка дома учтиво кивнула:
— Рада с вами познакомиться.
Не ожидая такой необычной уважительности к своей персоне, Ктори даже сменить личность забыла. Лишь мило улыбнулась и кивнула в ответ, ничего не говоря от смущения. Хотя покрасневшие щечки и чрезмерно благодарный взгляд были сильнее многих десятков слов.
Сидели мы на кухне, на боковом диване. Старый, несколько потертый, но прекрасного качества, со времен моего детства он нисколько не изменился и даже скрипеть не начал. Далее, слева от нас, стояли шкафы со столовыми приборами и посудой, потом большое окно, и уже напротив нас около стенки — стол для приготовления пищи, печь и еще один шкафчик, с серебряным рукомойником. По центру стоял длинный обеденный стол из сероокеанского водороста, расписанный какими-то жутковатого вида птицами с собачьими головами, и такого же вида стулья без обивки: полный гарнитур. Для гостей ближе к углу стояло несколько табуреток из того же дерева и с теми же узорами, на одной такой и сидела Ктори. Освещалось вся кухня большой люстрой с двумя десятками магических свечей.
Фальмития в который раз меня расцеловала и принялась завершать приготовление ужина, не пропуская ни единого слова из моего рассказа. Я честно описывал все свои приключения, умалчивая лишь про убийства и конкретное местонахождение «Кучи железа». Естественно, не сказал и названия. Начал на всякий случай с того, что я — человек. Матушка реагировала более бурно, чем Стяк: она то и дело роняла на мраморный пол слезы, но теперь, надо полагать, слезы счастья.
Иногда Ктори вставляла свои ремарки по поводу произошедших событий. Она добавляла свое видение событий или же говорила что-то в свое оправдание. Фальмития, похоже, верила ей и прониклась некой симпатией, а вот Онир злобно зыркал в сторону девушки, как только та открывала рот.
История продолжалась до тех пор, пока ужин не приготовили. Я вынужден был остановиться на встрече со Стяком, поскольку забивал рот превкусным грибным супом, бесподобными горяченькими свиными котлетами с луком, неподражаемыми бутербродами с выложенными на них сыром, утренними поджаренными ваокскими верховодочками, нарезанными яйцами и какой-то зеленью и запивал все это чаем с четырьмя ложками сахара (так я соскучился по чему-нибудь сладкому).
Пока я отдавал должное самому разнообразному ужину за последние две недели, свою историю рассказал Онир. Вопреки моим ожиданиям, в ней не было особо интересных моментов: он питался ягодами и пару раз находил раненых животных, которых убивал. Спал он, забираясь на деревья «прибежище путника», ветви которых образуют нечто вроде сферы, в которой (если проберешься внутрь) удобно и немного безопасно спать. Не попав в чащелесье, откуда живым или при здравом смысле не возвращался еще никто, заблудившемуся удалось забраться на самое высокое дерево в округе и увидеть вдалеке Веору. Обретя надежду и определенное направление, путешествие стало намного легче, пусть и заняло несколько дней. И вот, спустя почти две недели блужданий, усталый, голодный и замерзший путник доплелся до северных ворот нашего города.
Ктори с завистью смотрела мне в рот, но понимала, что ей подобного есть нельзя, поэтому помалкивала. Матушка уже и не знала, на кого любоваться — на меня или брата, и частенько поворачивала голову то влево, то вправо, чтобы по очереди видеть обоих сыновей. Я смотрел на маму, почти не глядя запихивая в рот все новые и новые порции котлет и бутербродов, пока места в желудке не осталось совсем.
Тогда я продолжил рассказ. Так слушающие узнали про приютившего нас сердеонца, пленение у Нигиза и противоядие, но я не упоминал его цены и того, что проник ночью в этот дом.
— Редви, а ты слышал новость? — вдруг оживился задумчивый Онир. — Вот почему убить его получилось легко… Маги в лесу нашли хромта и вампира, очень сильных, но с почти фатальными ранениями, и прикончили их. Этого Нигиза больше нет.
— Правда? А откуда маги знали, что это он? — подумав немного, спросил я.
Онир добавил:
— На вампире были темные очки из веорского стекла. Видишь, бояться нечего!
Я переглянулся с Ктори и встретил ее обрадованный взгляд. Когда еще наши дела оборачивались так прекрасно? Я — человек, брат вернулся, а Нигиз — мертв! Это мне положительно нравится. В таком случае, осталось лишь одно, что мне хотелось бы сделать: вернуть свое доброе имя. Но могу ли я подставить другого ради своего благоденствия? Я посмотрел на девушку.
Свалить вину на это милое существо? Только последняя гадина сможет так поступить! Она мне помогала, спасала, пожертвовала спокойной жизнью в лагере, чтобы спасти меня. Конечно, она заразила меня и, можно сказать, научила убивать… Из-за нее я сделал это впервые. Но у нее такие глаза! А улыбка… Да не смогу я никак обвинять ее. Найдем другого. Да, это Нигиз во всех наших преступлениях виноват! Точно!
Онир вдруг взглянул на часы, показывающие без пяти семь, и встал с дивана.
— Отец придет в полночь, как всегда?
— Да, дорогой. Ты так хочешь с ним встретиться? — ответила Фальмития.
— Да. Как мне сказали, в восемь — комендантский час, пойду до восьми. Не идите за мной, хочу побыть один, — сказал он и пошел в коридор, предварительно наткнувшись на первый же дверной косяк. Там он накинул на себя куртку и вышел из дома, обдав нас волной сквозняка.
— Место освободилось. Мам, может, усадим сюда Ктори? Я посижу между вами, если что. Поверь, она хорошая, — попросил я.
Матушка робко кивнула и отсела на правую сторону дивана, я соответственно оказался посредине, а Ктори уселась на мое старое место, слева. Мягкость дорогого рионарского дивана пришлась ей очень по вкусу, так как девушка еще долго немножко подпрыгивала, наслаждаясь упругостью набивки.
— Мне дюже приятно, что здесь меня так хорошо приняли, пусть я и… ну… оборотень, — сказала она.
— Я не могла тебя встретить иначе, ведь ты составляла компанию моему сыну, — ответила мудрая женщина. — Мне кажется, столько времени доверять человеку, если он негодяй, нельзя.
— О, не стоит, — смутилась Ктори.
— Тем более, как оказалось, вы не убивали тех людей, вину за убийство которых на вас повесили.
Ой. Тут уж, видимо, я должен покраснеть от стыда. Надеюсь, Ктори не ответит, что вина как раз и должна упасть на нас? Дрожа от ужаса, я быстро поднял голову и посмотрел на Ктори из-за головы матушки. Если она узнает о том, что ее сын — убийца, то без малого отречется от меня. Если она плакала тогда, когда при ней отец убил мышонка, то такой исход очень вероятен!
Но девушка, как назло, не смотрела на меня, а рассматривала узор на столе перед собой. Ничего шептать я ей не мог, так как мама бы услышала. Безвыходная ситуация.
Ктори, мне показалась, молчала слишком долго. Мучительно долго, прежде чем произнести свой ответ.
— Им бы только найти крайнего. А если оборотень — значит, всё, чудовище и убийца.
Ктори, дорогая моя, ты что, так вдохновенно врешь? Ну, конечно, ты говоришь правду, но дело в том, что мы вдвоем как раз и делали то, в чем нас винят! Но за спасение моей чести перед матушкой тебе большое душевное спасибо. Без ощущения материнской любви жить сложней стократно.
Я так и не положил головы обратно на матушкино плечо, поскольку застыл с вытаращенными от изумления глазами. Чего и говорить, способности Ктори к лганью меня поразили. А она уже продолжала болтать с Фальмитией.
— Да, правда. А ты оберегала моего сына, составляла ему компанию и помогла не потерять себя, и я это ценю. А ты из Веоры?