— Оборотень в бегах может предложить мне тридцать тыщ? Да ну врешь ты все! Не надо заливать больше, все равно не поверю.
Франьена дернуло. Он резко повернулся ко мне и принялся с дрожью рассматривать, будто видел первый раз в жизни. Спасибо, вампирище!
— Я все объясню, — замахал единственной свободной рукой я.
— Слухи не врали… Ты стал Разнокровным. Почему сразу не сказал? — Нахмурился охранник.
— Я боялся. Вдруг ты не поймешь, вдруг тебя настигнет какая-нибудь опасность!
— Вроде этой? — Франьен кивнул на вампира, как будто его тут не было.
— Вроде того. Прости. Но ведь это ничего не меняет, я такой же!
— Хотелось бы верить. Ты уже убивал?
Я решил не отвечать на такой вопрос, хотя молчание — не лучший способ избавиться от недоверия друга. Вместо меня ответил скалящийся от радости, что подводит человека, Габерон:
— Конечно, убивал! Десятки людей. Они со своей подружкой убили вообще чуть ли не улицу.
— Не ври тут! — Крикнул я, но руку сжали еще сильней.
— Думай, где девчонка, или я тебя заражу. Ты знаешь, какие мучения доставляет смешение крови нескольких Разнокровных? Это худшая смерть из возможных.
Да, все равно умирать. Но страдать не хочу, да и зачем прихватывать друга?
— Знаешь, если скажешь, где та, которую я ищу, не убью тебя, а сделаю «упырем», — расщедрился вампир.
— Как будто есть разница, — фыркнул я.
— А разве нету? Так умрешь, а так — не совсем.
Не обманешь, гадина. Я уже знаю, что «упырь» — это синоним убийства.
— Отпусти Франьена. Он мне не помогал убивать вашего собрата. У меня другой помощник.
— Куда же я его отпущу теперь? Раньше надо было говорить. Где же твой помощничек? С подружечкой прячется?
— Да я не знаю, где она!
«Эй, напарник», — позвала Совесть. — «Я тут подумала кое-что. Оборотни хорошо слышат запахи. Ктори — оборотень. Глашатай убит. Скорее всего, из-за перчаток. Перчатки испускают запах. Улавливаешь мысль?»
«Улавливаю», — перепугался я. Раз глашатая убили, лесник в такой же опасности, особенно если не догадается отдать эту почему-то очень дорогую оборотню перчатку просто так. Велуд таков, что не отдаст и спички без боя, если он может возникнуть. Да и зачем оставлять в живых незнакомого человека чудовищу, которое уже убило троих?
— Отпусти Франьена, и я покажу, где девчонка, — прорычал я.
— Не отпущу, но теперь знаю, что ты знаешь. Показывай, иначе я его убью! — Габерон вдруг выпустил моего друга и освободившейся рукой схватил его за плечо, одновременно локтем закрыв рот. Толстяк закричал, но через руку врага звук прошел лишь в виде мычания, слишком тихого, чтобы услышал хоть кто-нибудь, даже пес-пожарный.
— Видишь, как сломал плечо, сломаю и голову. С плечиком он походит, но без головушки — ни-ни. У тебя три секунды на раздумья.
«Три секунды вполне хватит, чтобы посоветоваться с Совестью. Думаю, лучше обратиться или просто переключиться на меня, но с таким врагом не справиться. Предоставляю тебе решить, как выпутаться», — пожал плечами внутренний голос.
Когда надо, ни от кого поддержки не дождешься. На изощренный план у меня осталась лишь секунда, так что придумать его я не успел и пришлось довольствоваться малым и примитивным.
— Быстрей, нужно успеть добежать до домика лесника! Она там!
— Обмануть меня решил? Зачем мне к леснику? — Недоверчиво фыркнул Габерон.
— Хрогоголовый, я что, вру? Ты сам у меня спросил, где она! Бегом туда! — Заорала Совесть с помощью моего рта, видимо, окрепнув из-за моего волнения.
А оно было неслабым. Вампир точно чувствовал, как тарахтит мое беспокоящееся сердце. От такой скорости по сравнению с оборотнем хилый человек бы сразу — в гроб.
Зубы дрожали, а клыки впивались в губы. Думаю, я даже не скрывал их своими магическими потугами, как делал раньше, не до того было. Живот почему-то напрягся и воздух не мог нормально вдохнуться, просачиваясь через слабо открытый рот. Против оборотня человеку не выстоять, вся надежда на магию. Не подведет ли она его в самый неподходящий момент?
Велуд почувствовал неладное, когда проснулся от сильных ударов в дверь. Очень сильных. Не сразу сообразив, в чем тут дело и насколько страшная началась война, он успел закрыть дверь на все замки с задвижками и закрыть ставни, такие же толстые, как стены. Разум с памятью потихоньку возвращались.
Перчатка на всякий случай отправилась в потайной сундучок в стене, не пропускающий запахов, а на двери и окна был поставлен магический барьер.
— Кто там? — Позвал лесник. Никто не ответил, если за ответ не принимать яростные стуки и царапанье. Даже с магической поддержкой дерево не могло продержаться долго, но лесник беззаботно достал перо, чернильницу и свою записную книжку, которые всегда носил с собой, и принялся записывать:
«Второе число одиннадцатого месяца две тысячи восемьсот двенадцатого года, хижина в Ракотлуше. Полдень. Приснился сон, помню немного. Там был Краграж, а еще какой-то мальчишка, он тыкал в меня кубиком, из которого доносились звуки горящих сосновых поленьев, и это было до жути смешно. Я хохотал и не мог остановиться, как тут меня разбудил стук в дверь. Возможно, это девушка-оборотень, которую я ищу вместе с Редви. Как жаль, испортила чудесный сон.»
Дверь была очень даже крепкой, петли тоже, но в конце концов ломается все. В этот раз под натиском обезумевшего оборотня не выдержал толстый, но непрочный еловый ствол. Державшиеся за него петли с прямо живым визгом вылетели вместе с дверью на пол, и в избушку ворвалась Ктори, вращая злобными глазами в поисках живой жертвы, которая спрятала ее перчатку. Велуд к тому времени был за второй дверью и не мог разглядеть нападающую, да оно и к лучшему: разглядел бы и сразу попал в лапы к оборотню.
Эта дверь, внутренняя, была покрепче первой, но закрыть все запоры Велуд не успел, закончив лишь с задвижкой. Да и один замок был вообще с наружной стороны. Преодолеть мощь одной задвижки для Ктори — меньше минуты.
И это все случилось только лишь в тот момент, когда я сообразил, где может быть девушка.
Без Велуда я сейчас немного могу. Эгоистичный, хитрый, прямолинейный, упрямый лесник таит в себе и хорошие качества. Без него намного быстрей сгину в лесу, к примеру, присев отдохнуть на капкан или по ошибке заснув около логова сентов. Про лес мне известно лишь то, что там много деревьев, только недавний опыт показывал, что там еще много паутины и трухлявых пеньков с муравьями. Змею от веревки не отличу, вонга с деревом спутаю, а первый попавшийся ельстед исподтишка прикончит меня, прикинувшись человеком. С другой стороны, если кто-нибудь подойдет ко мне с дебильным выражением лица и начнет разговор с яблок, я его, не раздумывая, сам прикончу!
И без того потерял уже троих дорогих людей. Конечно, я стараюсь верить, что Онир, Стяк и Далон живы, но оставлять их в живых после того, что случилось, было бы, по меньшей мере, нелогично. Правильней было бы полагать, что их давно убили, и все же… без надежды мне не протянуть и минуты. Только надежда на то, что еще есть кого спасать, не дает сдаться, опустить руки и прекратить борьбу с жестоким и могущественным противником — миром. Если нету никого рядом, жизнь теряет свой смысл, особенно четко это понимаешь в отдалении от всех. Не с кем поделиться радостью или горем, никто не поможет в трудное время, да и попросту даже если друг ничего не делает, но он есть, это чувствуется, и жить становится приятнее. Кто у меня сейчас остался? Франьен — раз. Он сейчас рядом, да и куда денется — нас сковывают живые наручники в виде кровососа, не собирающегося разжимать руки, пока они держат живую плоть. Но одно дело — быть рядом насильно, а совершенно другое — находиться тут, когда можешь не подвергать себя опасности и ретироваться подальше. Интересно, убежит ли он, если Габерон его отпустит? Сейчас друг выглядит не сильно надежным, косится, лоб наморщен… Но я его понимаю: не каждый день, да и не каждый год вообще понимаешь, что твой друг стал чудовищем. Это переходный период, перелом в сознании. Должно пройти.