Выглядела найденная заразительница скверно: не по размеру огромная туника скрывала ее от непогоды, уродливым серым мешком вися на женских плечиках. Вся в крови, даже свежей, видимо, неаккуратно убивала трех бедных крестьян. Даже рот сейчас был в красном. Одинокая перчатка тоскливо влачила существование на правой руке. Чудесные, синие, не испорченные ни одним облачком глаза были, тем не менее, холодны и безответны как космос.
Но что-то не совсем как надо. Почему на правой руке левая перчатка? Ведь поменять их местами — не лучшая для комфорта идея…
— Ты решила здесь прятаться? — спросил Габерон.
— Тут бродило слишком много магического гнуса, — злобно ответила Ктори. — Погнались, когда я спасала шкуру этого слюнтяя.
Она кивнула на меня. Это я-то слюнтяй? Эх, а я её еще искал!
Охранник тем временем ловил каждое наше слово, хотя вряд ли понимая ситуацию в полной мере.
— Видишь, они у меня в заложничках, — потряс нами вампир. Пользуясь совершенно нечестным преимуществом в скорости, он перехватился поудобнее, с рук на шеи.
Есть много видов Разнокровных, и лишь одно только вампирское племя может двигаться так быстро, что человеческому глазу нельзя за этим угнаться. Даже если глаз справляется, сделать ничего не выйдет, так как защита работает только в команде с реакцией. Ей-то точно не сработать вовремя.
Скорость эта, пусть каламбур, но приходит медленно. Зараженное вампиризмом тело изменяется довольно сильно, к примеру, работа печени почти совсем прекращается. Что-то в физиологии этих существ, которые по праву могут называться Разнокровными — сколько же различной крови в них совмещается! — дает им возможность двигаться невероятно быстро, хотя при этом, возможно, сгорает слишком много их топлива. В противном случае по миру бы перемещались невидимо для частых жертв тысячи кровожадных монстров! Не все, к счастью, так просто. Может, это Природа позаботилась о балансе, за что миллионы людей ей должны быть благодарны. Как они могли бы защищаться от хищников, если бы тех даже нельзя было заметить? А вампирам дай волю, так они вмиг все человечество уничтожат.
— Ну и что, что они — заложники? Меня это не касается, — огрызнулась Ктори, но вдруг ее лицо изменилось, будто она внезапно поняла что-то. Из понимающего лицо стало хитрым и одновременно злобным. Она быстрым темпом, как будто спешила избежать чего-то нежелательного, сказала мне, при этом перебив открывшего было рот Габерона:
— Не обращайся ко мне вообще никак, даже не отвечай, иначе можешь пробудить другую половину, которая знает тебя лучше. Иначе мы погибли, это сильная тварь.
Ничего бы все равно не изменилось, даже если бы я решил спеть сердеонский научный гимн.
Как только эхо от слов Ктори в последний раз шелестнуло в ушах и сгинуло навек, вампира смело почти что во вторую комнату, а наши шеи были отпущены.
Сработала реакция хищника: я сгреб Франьена с Велудом и оттащил их к выходу, прежде чем на нас обрушился чей-нибудь шальной удар. Оба моих друга не потеряли способности рассуждать и думать, и это радовало, но выглядели очень сильно потрепанными.
Охранник вообще был чуть более чем немногословен: он бросал враждебно-недоверчивые взгляды то на Велуда, то на меня, то на дерущихся нелюдей. Что он мог сказать? Шел не лучший день в его жизни. Встретил друга, почти сразу узнав, что он Разнокровный, и тут напал вампир и сломал плечо с кистью. Проблемы с рукой были и у лесника, причем довольно серьезные — три сломанных пальца, красные пятна от рук на шее и вообще множество щедрых на цвет и размер синяков по всему телу. Оба держались молодцом, Велуд даже лучше, потому что сохранил дар речи.
— Что это за придурок? — Спросил он, тыкая своим уцелевшим указательным пальцем в Габерона. — Эй, кто ты такой? И кто ты такой?
Последний вопрос он спросил уже непосредственно у моего второго спутника, и тогда Франьен наконец соизволил открыть рот:
— Ты… Редви! Или ты, не знаю тебя… Объясните, что здесь происходит! Я жду!
Мы все молчали. Что же ему рассказать? Все выдавать — слишком долго, даже на обобщенную историю не хватит времени. Прежде чем я завершу, скорее всего, кто-нибудь из нелюдей победит, и я не уверен, что хотя бы в одном случае все из нас выживут. Велуда ведь не Габерон так изувечил. Но если выбирать кого-то одного, решение не удивит неординарностью.
— Бегите подальше, а я помогу Ктори убить вампира, — решился я и подтолкнул Франьена, который стоял ближе, в сторону поселка.
— Она меня неплохо помучила, пока искала менырову перчатку, но не сломала! А ты хочешь помочь ей? Мои взгляды на оборотней сейчас недалеки от пересмотрения, — замахал руками Велуд. — Ну ладно, я немного завернул. Кое-что она все-таки сломать успела. Сам виноват.
Он помахал изувеченной рукой, потом отвязал одну из повязок на своей старой куртке и подал Франьену:
— Неизвестный, завяжи мне руку, сейчас… давай еще я свои ложку с вилкой приспособлю как фиксаторы. Есть еще одна ложка?
Франьен был от такой наглости немного удивлен, скажем так, но все равно принялся неловко помогать леснику перевязывать руку. От ненужной болтовни это спасло как нельзя лучше.
Я все равно не нашел бы что сказать, так что вместо этого вбежал в домик. До сих пор там шло грандиозное сражение. С человеческим оно было схоже по форме, но отличие в силе и скорости ударов делало обычную драку довольно захватывающим зрелищем.
Каждый удар был подобен спустившейся тетиве величиной с корабельный канат. Простого человека после такого сразу нужно было бы везти или к лекарю, или на кладбище, но нелюди из другого теста. Если и подбирать пекарскую аналогию, то это словно мягкая булочка в сравнении с черствой. После каждого выпада подсознание по привычке рисует картину поражения, падения, страшной травмы — и постоянно разочаровывается.
Рыча и сверкая глазами, враги совершали молниеносные стычки (во время них пространство между дерущимися прямо размывалось от скорости ударов), после отходя в свой край комнаты и переводя дух. Габерон целился в лицо, но ни разу еще не попал, Ктори же старалась хотя бы куда-то угодить, потому что двигалась медленней вампира и выглядела изможденней.
Если я сунусь ближе, он вполне сможет взять меня в заложники, а если учесть, что ей на меня наплевать, то смерть будет бессмысленной и беспощадной. Опасно даже давать о себе знать, но зачем тогда пришло в голову возвращаться с желанием помочь? Всегда ведь сделаю что-нибудь идиотское, а потом останусь стоять и рассуждать, исправить ситуацию или нет!
Но я здесь именно потому, что решил помочь, значит, надо помогать. И — никаких отговорок!
Вампир побеждал. Даже случайный свидетель бы сказал, что победит кровопийца с хитрой рожей, а не измученная, грязная и избитая девушка, так что без меня придется туго. Нужно взять и треснуть его чем-нибудь потяжелее… Ведь без меня Ктори может и проиграть.
«Заметил, что тянешь время? Отдай тело мне», — напомнила о себе Совесть.
«Не сейчас», — сопротивлялся я.
«Вот дубина. Хотя бы уже отвлеки его чем-нибудь», — любя предложил Голос.
Нерешительность всегда может выйти боком. Пропустишь нужный момент и никогда уже не сможешь наверстать или исправить ошибку. Сколько жизней загублено, сколько возможностей упущено! В их число нельзя добавлять свое имя и сегодняшнюю дату.
Ктори пятилась назад под напором Габерона, который умело орудовал голыми руками. Правую он по большей части неподвижно держал перед собой на высоте носа, так что девушке было плохо видно его лицо и она не могла подобраться к нему близко, а левой наносил быстрые удары по ее рукам, защищающим глаза. По хитрой роже вампира скользнула идея — а Ктори не заметила этого из-за правой руки противника. Не заметила, куда смотрели его глаза, и поэтому не сумела остановить.