«И, поверженный в бою, я воскресну и спою на первом дне рождения страны, вернувшейся с войны».
У Игоря растет сын, родившийся 14 октября 1981 года. При жизни Игоря сын увлекался спортом, но после телесного ухода отца попросил у мамы «папину гитару» и за эти два года неплохо освоил инструмент, серьезно увлекся музыкой, поступил в музыкальную школу; хочет быть сценаристом и уже пишет небольшие сценарии и рассказы. Но главное — в другом. Достаточно недолгое время понаблюдать за ним, чтобы понять, насколько крепок стержень человеческого достоинства и уверенности в собственных силах у этого подростка, и «зачем-то ему тоже нужно пройти четыре четверти пути».
«Папа не умер, потому что теперь я — Игорь Тальков», — успокоил маму и бабушку Игорь.
А теперь — о Талькове, каким его знали немногие.
Нас с Игорем связывали строгие, временами суровые рабочие отношения, но при этом — всегда дружеские, доверительные, искренние и теплые. Он был сложным и разным. Сейчас я понимаю, что самые счастливые часы своей жизни, за которые и у последней черты буду благодарить Господа, провела именно с Игорем. Помню прокуренную ночную кухню, где последний год его земной жизни работали над книгой «Монолог». В процессе работы говорили обо всем, запретных тем не существовало, и это было наивысшим смыслом и неповторимой прелестью нашего общения. Тальков часто отвлекался от заданной темы и мог часами философствовать, рассуждать, просвещать, рассказывать о себе, о каких-то интимных вещах и тут же — о глобальных проблемах, и обо всем — с предельной откровенностью. Когда он чувствовал, что слишком увлекся и далеко отошел от намеченной темы, он как будто оправдывался, в шутку говоря: «Моя беда в том, что ты умеешь слушать». Но большого умения не требовалось. Игорь говорил легко, ясно, эмоционально, в каждое слова вкладывая определенную информацию, впитывать которую было не работой, а наслаждением. Он не терпел неискренность и сам никогда не начинал разговор, если знал, что не сможет выговориться до конца. Еще одним из его многочисленных достоинств являлось умение выводить человека, способного его понять, на диалог. Это было не так просто, поскольку Игорь забивал собеседника эрудицией, потоком знания, и держаться с ним на равных отваживались не многие. Но конкретно между нами существовало взаимопонимание. Талькова многие боялись, но у меня страха не было, и потому мне не составляло труда говорить ему правду. Причем Игорь считал, что существует родство душ и нам это дано Свыше. Он говорил:
«Любовь состоит из трех компонентов: родство душ, взаимопонимание и… если еще и секс, то это полная гармония, это — счастье. Но такое бывает редко».
Свое отношение ко мне он однажды выразил следующим образом: «Спасибо Вам и сердцем и рукой за то, что Вы меня, не зная сами, так любите». Игорь ценил дар телепатии, считал его производной от первых двух составляющих любви. Он существовал между нами и иногда даже мешал работе. К примеру, когда мы оба были увлечены составлением одной из очередных глав книги и Игорь диктовал мне мысль, я в момент паузы, которые регулярно делал Тальков, чтобы я успевала за ним записывать, не сдержавшись, договорила его мысль до конца. Игорь расстроился и сказал: «Ну вот, ты произнесла мою мысль, и мне теперь придется придумывать новую, иначе это будет уже не монолог». Впоследствии я старалась контролировать себя и телепатировать только на отвлеченные темы.
Игорь был мужчиной до кончиков ногтей. В нем сочетались благородство и деспотизм по отношению к женщине, преданной ему душой. Он никогда не навязывал чувства к себе, но позволял любить себя и если верил в эту любовь, то желал единовластия. Он был ревнив даже по отношению к женщинам-друзьям и не любил, когда при нем говорили о других мужчинах; но это касалось, я повторяю, лишь женщин, отдавших ему свою душу. Игорь не мог стерпеть обиды и уж тем более оскорбления, наносимых в его присутствии любой из женщин, находящихся рядом. Ни одну подобную ситуацию он не оставлял без внимания и без ответа, даже если узнавал о ней со слов, а не видел воочию. Вообще он был интеллигентным, воспитанным и бережно тактичным человеком, и его не часто удавалось вывести из равновесия. В Талькове было то в удивительной чистоте и первозданности сохраненное мужское начало, которого так не хватает сегодняшней истасканности душ и тел.