Находясь в обществе Игоря можно было позволить себе быть слабой, потому что с ним возможно было чувствовать себя женщиной, независимо от наличия или отсутствия интимных отношений. Казалось, что к каждой женщине он относился как к сосуду из тонкого стекла, который нельзя разбить, сломать. Он умел быть благодарным, беречь чувство, обращенное к нему, дорожить им. Он любил любовь. Я думаю, счастливы те женщины, которые знали нежного Игоря. Для меня по сей день нет нежности нежней, чем прикосновение руки, его горячей, бьющей током, ладони.
Игорь был необычайно силен как физически, так и энергетически. Помню, последним для него гастрольным летом мы находились в Евпатории. Нас пригласили совершить морскую прогулку на яхте. Яхтсмены, в качестве развлечения, придумали такую забаву: к корме привязали канат с петлей на конце; они поочередно прыгали на полном ходу в море, цеплялись за петлю каната и держались на воде одну-три минуты. Внешне все выглядело очень просто. Игорь тоже захотел попробовать. Ребята-моряки предупредили его, что без практики это не легко, и чтобы он, когда прыгнет в воду, просунул в петлю ногу и держался обеими руками за канат, и еще пошутили, чтобы покрепче подвязал плавки. Игорь даже не улыбнулся. Он молча нырнул в море прямо с середины яхты через другой, высоко натянутый канат, так что моряки обалдели, поймал петлю и, взявшись за нее одной рукой, продержался на воде около пяти минут, при этом еще меняя на ходу руку, кувыркаясь, как акробат, переворачиваясь с живота на спину. На его лице было написано неподдельное удовольствие. Когда Игорь вылез из воды на яхту, совершенно ровно дыша, улыбаясь и выражая свое восхищение таким видом спортивной подготовки («поплавал так, и „качаться“ не надо»), яхтсмены смотрели на него с нескрываемым уважением, а мне, после его опыта, тоже захотелось попробовать. Ну я и нырнула, с дур-ума, после чего меня практически без сил и без купальника поднимали на канате волоком всей командой и плюхнули на дно яхты, как задохнувшуюся рыбу. Вы не представляете себе, как оказалось трудно держаться за канат…
Что же касается силы энергии Игоря, то достаточно сказать, что он овладевал стадионами во время сольных концертов без видимых усилий, причем никогда не работал под плюсовую фонограмму. У меня же после его сольников совершенно сдвигалось сознание, я несколько дней не могла от них отключиться, и даже ночью во сне вокруг меня с бешеной скоростью носился фантом Игоря и в голове звучал его голос. Я думаю, подобное происходило не только со мной, настолько огромным количеством энергии заряжал аудиторию Тальков. Сам же он после каждого концерта «отходил» около шести часов, избавляясь от возбуждения, — ему необходимо было куда-то ехать, с кем-то говорить, вести машину, пока его заряд не приходил в относительную норму. Но зато после заключительного сольника очередного блока Игорь «вырубался» на трое суток и мог спать, не просыпаясь, восстанавливая таким образом затраченную энергию. Через сон он часто получал новую информацию. Он вообще часто писал ночами, точнее — во время сна. В те дни, когда ночи были не рабочие, то есть Игорь не находился в тон-студии и не диктовал мне главы из «Монолога», он часто звонил в три, четыре часа утра и сонным голосом произносил: «Ты не спишь? Пиши». И начинал диктовать. Иногда наутро он даже не помнил, что звонил. Да, по поводу времени: Игорь однажды запретил мне носить наручные часы. У меня была привычка во время нашей работы взглядывать на них машинально. Как-то он такое заметил и решил, что я спешу или устала, и сказал: «Сними часы и больше чтоб не носила, пока со мной. Нет времени, пока есть работа». В этом — он весь. Для него не существовало времени вне работы. Посторонним его обычное состояние могло бы, наверное, показаться неестественным, какой-то игрой, актерством. Но это не так. Тальков постоянно находился в себе, где-то далеко над всеми, даже над жизнью. Для него не играло особой роли, в каких условиях он работает, какой вокруг него быт, что он ест. Он был на редкость неприхотлив и говорил, что, как Диоген, мог бы жить в бочке. В связи с этой отрешенностью Игоря от обычной жизни происходило много забавных ситуаций. Все в той же Евпатории у нас были заказаны по времени обеды в маленьком гостиничном буфете. Обеды всегда — так себе, но в один из дней на второе подали жареную капусту, если ее можно было так назвать. Запах от нее исходил невыносимый, и никто не смог даже прикоснуться к этому «блюду». Игорек машинально съедает эту «писчу» и говорит, обращаясь к поварам: «Большое спасибо, очень вкусно». За столом все просто «рухнули», а поварам, по-моему, стало стыдно. Или Игорь мог, например, проснувшись утром, спросить: «Геша звонил?» — «Да, Геша звонил. Он ждет тебя в два часа». Проходило несколько минут, пока Тальков делал зарядку, принимал душ, завтракал. Затем он снова совершенно серьезно спрашивал: «Геша звонил?» — «Да, Геша звонил. Он ждет тебя в два часа». Шло время. Игорь «заводился» на разговор или на работу и вдруг, встрепенувшись, спрашивал, как в первый раз: «А Геша звонил?» — «Да, Геша звонил. Он ждаЛ тебя в два часа». На часах — уже пять. Кстати, по поводу опозданий: Игорь, всегда замотанный, всегда в «цейтноте», забывал о времени, всегда спешил, всегда опаздывал, но в итоге — обязательно появлялся там, куда должен был прийти.