Нил Шустерман, Мишель Ноулден
•
Оборванные струны
Вставная новелла из цикла «Обречённые на разъём» (Unwind)
Перевод sonate10
Маленькое предисловие переводчика
Эта вставная новелла отличается некоторыми терминами от официального перевода книги Н. Шустермана Unwind, которая в России вышла под названием «Беглецы». Это обусловлено тем, что я понимаю многие термины и неологизмы в книге Шустермана иначе, чем официальный переводчик. Я оговариваю эти отличия в тексте. Вообще же, это была проба пера — я хочу перевести вторую книгу этой трилогии, и она тоже будет с моими собственными терминами. Возможно, когда-нибудь, когда я буду посвободнее, я переведу и первую тоже.
Об имени Лев. Моя манера склонения этого имени может показаться тем, кто читал книгу «Беглецы» странной, но на самом деле ничего странного здесь нет. Лев — это сокращённое от имени Левий, а вовсе не русское имя Лев. Поэтому склонять его как «Льву», «Львом» и т. д. нельзя.
Приятного чтения!
1 • Лев
— Сделай это для него, — говорит женщина голосом тихим, но властным.
Погружённый в глухой серый туман, Лев чувствует её прохладные пальцы на своей шее — она щупает его пульс. В горле пожар, язык — словно изжёванная кожаная подмётка, левое запястье ноет, глаза не открываются.
— Ещё не время, ма.
Как и глаза, губы тоже не хотят раскрываться. Кто это сейчас говорил? Может, один из его братьев? Наверно, Маркус. Нет, голос не его. К тому же в их семье не принято такое фамильярное обращение к матери — «ма».
— Хорошо, — слышит он голос женщины. — Решишь сам, когда он будет готов. Да не забудь свою гитару!
Звук шагов удаляется, и Лев снова соскальзывает в темноту.
Когда он опять просыпается, глаза уже могут раскрыться, но только совсем чуть-чуть. Он один в обширной спальне с ослепительно белыми стенами. Укутан в красное тканое покрывало. Под собой он ощущает дорогую сатиновую простыню, похожую на те, на которых он когда-то спал. Он лежит на низкой кровати, у ножек которой на выложенном плиткой полу разостлана шкура пумы. При виде её Лев вздрагивает. Напротив кровати — бюро из дуба. На нём нет зеркала, чему мальчик сейчас очень рад.
Он заставляет глаза раскрыться шире и устремляет взгляд на дальнюю стену — там окна без ставней, за стеклом сгущаются сумерки. Рядом с кроватью тумбочка. На ней — свёрнутый спиралью стетоскоп, и на краткий, но ужасный миг Леву кажется, что его поймали и препроводили в заготовительный лагерь. Отчаяние придавливает его к простыне, и он погружается в туман — тот туман, что царит в его голове, мешая сны с бредом и насмехаясь над временем. Он плывёт сквозь эту пелену, пока вдруг не слышит...
— Когда он проснётся, узнай, как его зовут. — Теперь звучит другой голос. Более глубокий. — Совет не сможет предоставить ему убежище, не зная его имени.
Прохладные пальцы снова касаются его запястья.
— Постараюсь не забыть.
Он чувствует, как женщина наклоняется над ним. Слышит её дыхание. От неё пахнет шалфеем и древесным дымом. Приятный запах.
— Теперь оставь нас, — говорит она.
Лев ощущает укол в плечо — что это? Дротик с транквилизатором? Нет. Мир перед его глазами расплывается, однако это уже не тот вязкий туман, в котором он пребывал раньше. Это уже больше похоже на нормальный сон.
Внезапно он оказывается во дворе, поблизости в яме валяется покрытый грязью чемоданчик. Видно, как за штакетником к нему осторожно, бочком, подбираются полицейские. Нет, не к нему — их интерес направлен на тощего мальчишку цвета умбры[1], стоящего с ним рядом. В руках СайФай держит горку драгоценностей — золотых цепочек и блестящих камешков всех цветов и оттенков. Он умоляет мужчину и женщину с кожей цвета сиены, которые стоят, уцепившись друг за друга, и взирают на него в ужасе.
— Пожалуйста, не отдавайте меня на разъём[2]! — Голос СайФая хрипит, слова едва можно разобрать за рыданиями. — Пожалуйста, не отдавайте меня на разъём...
Прохладная рука касается щеки Лева, и воспоминание в один миг улетучивается. Он покинул СайФая несколько дней назад. Он теперь где-то в другом месте.
— Ты в безопасности, дитя, — уверяет его мягкий женский голос. — Открой глаза.
Он открывает и видит приятное улыбающееся лицо. Широкие скулы, чёрные волосы зачёсаны назад, бронзовая кожа... Да она...
— ...Притонщица! — выпаливает Лев и чувствует, как краска заливает лицо. — Прошу прощения... я не хотел... оно само выскочило...
Женщина усмехается.
1
Кто подзабыл: это тёмно-коричневый цвет. Дальше будет упоминаться краска под названием «сиена» — это цвет вообще-то жёлто-оранжевый, цвет охры. Но в мире, где живут герои этой трилогии Шустермана, таким термином называют белых людей. Политкорректность в этом мире доведена до предела. Мне кажется, Шустерман и в этом случае доводит ситуацию до абсурда, так же, как он доводит её до абсурда в отношении разборок между сторонниками и противниками абортов, вылившимися в настоящую войну и приведшими к невероятному — принятию Билля о Жизни. (здесь и далее прим. перев.)
2
Я предпочитаю этот термин термину «разборка», употреблённому официальным переводчиком, поскольку «разборка» вызывает у меня стойкие ассоциации с преступной средой.