В общем, я была одинока, но абсолютно счастлива. Пока не натолкнулась на этот диск.
Лай собаки… Да ведь это же просто безумие! Почему я так испугалась? Почему с таким упорством пытаюсь услышать слова? Какая разница, о чем говорит эта женщина? Я не убивала, я — не она! Ну и пусть съемка, ну и пусть документальная, я знаю, что никогда не совершала преступления. Да вообще, никакая это не я. Я никогда не надела бы такой костюм, на мой взгляд вульгарный и абсолютно безвкусный, я никогда так не стригла волосы, да и цвет не мой: я — блондинка, а эта — рыжая. И вот еще: пепельница находится рядом с ней, значит, она курит, я — не курю, даже вообразить себя не могу курящей. И вино у нее в бокале… Я стопроцентная трезвенница. На праздники мне наливали сок. Наливали… Теперь буду наливать себе сама. Ну, не суть. И жесты ее — не мои жесты, и движения — ничего общего с моими не имеющие. Сидит нога на ногу, да еще в такой короткой юбке. Я бы в жизни так не расселась.
Опускаю невольно глаза — и наталкиваюсь на свою совершенно невозможную позу: я сижу забросив ногу на ногу.
Но ведь я же не знаю этого человека! Не знаю…
Лай собаки… И собаку вижу впервые! О чем я ему говорю? За что убиваю? За что я в принципе могла бы убить?
В испуге и смущении меняю позу: сажусь прямо-прямо — и понимаю, что так мне ужасно неудобно. Но ведь я же…
Я просто зашла в магазин и купила… Нет, сначала увидела… и только потом купила, но все равно. Разве могла я подумать, разве ожидала?…
Кортасар там совершенно неуместен, он чужой в этой компании. Надо подняться и переставить. А потом все же заварить чай. В кружке. А завтра зайти в магазин и купить новый чайник. Зайти в магазин… и купить…
Я не справлюсь одна! Одна теперь я просто не выживу. Почему я его убила? О чем говорила, прежде чем выстрелить?
Пепельница. Почему она меня так смущает? Что в ней неправильного, ненормального? Какая-то надпись на ней — не могу разобрать. Остановить кадр? Да нет, дело не в надписи. Пепельница… Стоит на столе, накрытом белой праздничной скатертью, возле меня стоит… Кто же накрывает стол скатертью на пикнике? Кто же берет с собой в лес пепельницу? Зачем она там стоит?
Подняться и переставить Кортасара.
А на траве валяется какая-то книга, я ее сразу и не заметила. Странно. Еще одна совершенно неуместная вещь. Мужчина и женщина — я и мой муж — приехали праздновать день рождения, при чем же здесь книга? Из книги вместо закладки торчит конверт, на нем что-то написано — не разобрать. Что это за книга? Какую такую книгу я взяла на пикник? Мне нужно узнать…
Нажимаю на стоп — кадр замирает. Ах, боже мой, никакая это не книга — журнал. «Кинотрек». Пятый номер. За прошлый год. Я знаю этот журнал! Я прочитала его от корки до корки, там, в больнице, в прошлом году, в августе. Не знаю, кто мне его принес. Никто не признался, я спрашивала. Просто однажды обнаружила его у себя на тумбочке. Мне было очень плохо и больно, строчки плыли, лица на фотографиях расплывались.
Это мой журнал! Костюм не мой, прическа не моя, жесты чужие, но журнал точно мой.
Но я не убивала.
И вообще не знаю этого человека.
И никогда не бывала на пикниках.
И мой муж жив и здоров.
И… Да разве можно купить такой диск в обыкновенном магазине? Разве можно купить съемку собственного преступления? О котором к тому же понятия не имеешь?
История Древнего Рима по соседству с Андреем Белым, а дальше Бальзак, Достоевский, Камю — как все перепуталось! Сэмюэль Беккет. Изгнанник. Изгнанница я! Может, тогда я не пережила операции?
Кто этот человек, кто он, кто? В жизни я его никогда не встречала, но, может быть, в смерти?…