…и разорвёт мир в клочья.
Уил, словно его дух-хранитель ворон, перелетел через стену резервации, но совсем не так, как он себе это представлял. Глубоко в душе он всё ещё ждёт, что Совет племени, а может, даже и весь Союз племён каким-то образом спасут его. Но никто не приходит на помощь.
Пираты привезли его не на живодёрню, а в частную больницу. В этой фешенебельной клинике со стеклянными стенами, мягко сияющими светильниками и большими красочными фресками он не видит ни одного пациента. Штаб работников огромен, с Уилом обращаются как с рок-звездой; к его услугам любая, самая изысканная еда, но ему не хочется есть. Он может слушать любую музыку, может выбирать самые новейшие фильмы, игры, книги, смотреть телевизор — но ничего этого ему не надо. Он смотрит только на дверь.
На третий день в его комнату входят трое: невролог, хирург и какая-то сурового вида дама со светлыми волосами. Они вежливо просят его поиграть им. Несмотря на сердечную боль, Уил играет безупречно. Гости в восхищении. Он всё ещё надеется, что его игра найдёт ключ к их сердцам и откроет ему путь на свободу. Он всё ещё надеется, что вот сейчас раздастся стук в дверь и кто-то из его племени войдёт в комнату с доброй вестью. Но никто не приходит.
На четвёртый день, на рассвете, его закрепляют на койке ремнями. Медсестра делает инъекцию, и в голове у Уила всё затуманивается. Его вкатывают в операционную: яркие лампы, белые стены, попискивающие мониторы, всё стерильно и холодно. Совсем не так, как в хирургическом корпусе дома, в резервации.
Он чувствует тупое отчаяние. Ему предстоит разъём. И он встретит свой конец в одиночестве.
Одно из лиц кажется ему знакомым. Хотя на женщине операционная роба и её волосы забраны под шапочку, маски на её лице, в отличие от других, нет. Похоже, они считают, что для него видеть её лицо гораздо важнее соблюдения правил асептики. Уил не удивлён, увидев её здесь. Он когда-то играл для этой женщины. Она так никогда и не назвала ему своего имени, но он слышал, как другие звали её Робертой.
— Ты помнишь меня, Чоуилау? — спрашивает она с едва заметным британским акцентом. — Мы встречались вчера.
Она произносит его имя без запинки. Это и доставляет ему крохотное удовольствие и одновременно тревожит.
— Почему вы это делаете? — спрашивает он. — Почему со мной?
— Мы искали подходящего Человека Удачи очень, очень долгое время. Ты станешь частью невероятного эксперимента. Этот эксперимент изменит будущее.
— Вы расскажете моим родителям, что со мной случилось? Пожалуйста!
— Извини, Уил. Никто не должен знать об этом.
Это потрясает его больше, чем мысль о смерти. Его родители, Пивани, Уна, всё племя будут скорбеть об его отсутствии, но они так и не узнают о постигшей его судьбе.
Женщина берёт его руки в свои.
— Я хочу, чтобы ты знал: твой талант не будет потерян. Эти руки и набор нейронов, в которых содержится весь твой музыкальный дар, не будут разъединены. Они останутся нетронутыми. Потому что я тоже высоко ценю то, что составляет саму суть твоей личности.
Это совсем не то, чего желает Уил, но он пытается утешить себя мыслью, что его музыкальный талант переживёт его разъём.
— Моя гитара, — ухитряется он проговорить сквозь стиснутые зубы, стараясь не обращать внимания на то, что он больше не чувствует пальцев на ногах.
— Она в сохранности, — уверяет его Роберта. — Она у меня.
— Отошлите её домой.
Она сначала медлит, потом кивает.
Разъём Уила идёт полным ходом — гораздо быстрее, чем обычно проходят подобные операции. На него уже накатывает волна мрака — слишком скоро! Он больше не может слышать Роберту. Он больше не может видеть её.
Затем, посреди всей этой пустоты он вдруг ощущает чьё-то знакомое присутствие.
— Дедушка? — пытается сказать Уил. Он не может больше слышать собственный голос.
— Да, Чоуилау.
— Мы идём в Нижний Мир?
— Посмотрим, Чоуилау, — отвечает дед, — посмотрим...
Но что будет теперь, для Уила больше не имеет значения. Потому что наконец-то к нему пришли.
Не с помощью дымовых сигналов.
Не путём сложных следственных действий Совета.
Не через общеплеменные силы безопасности, размещённые в резервации после того, как орган-пираты увели Уила.
Нет. Весть о том, что Уила больше нет, дошла до резервации, когда почта доставила сюда посылку с его гитарой. Обратного адреса на посылке не было.
Уна держит гитару в руках и вспоминает горы, которые Уил строил для неё в песочнице — им было тогда пять лет. Вспоминает вспыхнувшую в его глазах тихую радость, когда она попросила его жениться на ней — им шесть. Его скорбь, когда умер дедушка Точо — она и Лев сидели тогда на полу больничной палаты. Прикосновение руки Уила, когда он прощался с ней перед походом.
Во всех этих воспоминаниях живёт его музыка, она слышит её каждый день в дыхании ветра, играющего в кронах деревьев. Она мучает и жжёт её. Или, может, наоборот — утешает и говорит, что на самом деле никто не уходит бесследно.
Уна пытается помнить об этом, когда кладёт гитару Уила на стол в своей мастерской. Здесь нет почившего тела, здесь лишь гитара. Она нежно, с любовью снимает с неё струны и готовит гитару к завтрашнему огненному погребению.
И она никому не скажет о странной, необъяснимой надежде, живущей в её сердце: что когда-нибудь она снова услышит, как музыка Уила, громкая, чистая, воззовёт к её душе.
КОНЕЦ
Кто подзабыл: это тёмно-коричневый цвет. Дальше будет упоминаться краска под названием «сиена» — это цвет вообще-то жёлто-оранжевый, цвет охры. Но в мире, где живут герои этой трилогии Шустермана, таким термином называют белых людей. Политкорректность в этом мире доведена до предела. Мне кажется, Шустерман и в этом случае доводит ситуацию до абсурда, так же, как он доводит её до абсурда в отношении разборок между сторонниками и противниками абортов, вылившимися в настоящую войну и приведшими к невероятному — принятию Билля о Жизни. (здесь и далее прим. перев.)
(обратно)Я предпочитаю этот термин термину «разборка», употреблённому официальным переводчиком, поскольку «разборка» вызывает у меня стойкие ассоциации с преступной средой.
(обратно)Родители Лева отдавали десятую часть своего добра в пользу своей церкви (в книге не говорится, что это за церковь, да это и неважно), а поскольку в семье Калдеров было 10 детей, Лев стал «десятиной» и должен был отправиться на разъём в этом качестве.
(обратно)Так я взяла на себя дерзость назвать тех, кто отправляется на разъём. Дело в том, что в книге Шустермана Unwind (в русском переводе «Беглецы») есть специальный термин для таких детей, и этот термин выведен в названии книги — unwind. Официальный переводчик предпочёл этот термин вообще никак не переводить и полностью исключил его из ткани повествования. Я же посчитала необходимым всё же хоть как-то воплотить авторский замысел, удачно или нет — это уже другой вопрос.
(обратно)Такой характерный удар по внешнему ободу барабана, играющийся для эффектной концовки джазовой пьесы.
(обратно)Известный факт: олень, застигнутый светом фар на дороге, застывает на месте, вместо того, чтобы бежать. Ученые пока не выяснили, почему так происходит.
(обратно)