Футбол, как сколок, как подобие жизни, несет в себе все ее малые радости и многие печали. Футбольная фортуна, неулыба по натуре, кладет глаз лишь на того, кто идет к пели, трудясь неброско да терпел и во, и дарит счастливый час через несчастливые годы испытаний.
Точка, которую я поставил в этом месте повествования, совпала по времени с началом телевизионного рассказа о невиданной победе мексиканской сборной над сборной Бразилии… Такие нахлынули воспоминания, так быстро побежало перо, восстанавливая их, что я, признаться, не уследил за окончательным счетом — не то 4:3, не то 3:2, да разве в нем было все дело? Мексиканцы начали переход через бурную, грозную бразильскую реку от камешка к камешку тридцать один год назад, в шестьдесят восьмом, на Олимпиаде, продолжили у себя же на чемпионате мира-70 и продолжили в девяностом… тоже на моих глазах. Много раз менялся состав национальной сборной, один тренер уступал место другому, славные победы на счету мексиканцев, вот только до бразильцев никак не могли дотянуться. Настал, настал заветный час! В 1999-м. Ликование, охватившее страну, не поймет тот, кто не знает, что такое все забивающая футбольная радость.
Мексиканец любит свою родину громогласно, придавая на помощь языку руки. Он хочет, чтобы весь мир знал о переполняющем его чувстве. В час закрытия Олимпиады-68 происходит не предусмотренная протоколом сцена. На поле прорывается нескладный малый с цветастым платком. Бойскауты по привычке бросаются вдогонку, но потом какое-то шестое чувство подсказывает им, что надо остановиться. «Дали разойтись лоботрясу?» — думаю в сердцах, но тот поднимает платок, и стадион замирает. Пожилой степенный господин, сидящий слева от меня, перестает беседовать с дамой. Оба они лучше меня знают, что сейчас произойдет. Парень опускает руку с платком, и все сто, а может быть, и сто двадцать тысяч — зрители, продавцы, жандармы и помогающие им бойскауты — на минуту-другую превращаются в единый прекрасно спевшийся хор: «Ме-хи-ко, Ме-хи-ко! Та-та-та, Ме-хи-ко, Ме-хи-ко!» — несется, чуть не разрывая барабанные перепонки, над стадионом. От степенности соседа не остается и следа: глаза горят, вздувается жилка на шее, а его спутница что есть силы стучит тонкими каблуками по бетонному полу, словно задавшись целью оставить на нем вмятины.
Нескладный дирижер прыгает, размахивает руками, кувыркается и покидает поле довольный собой. В воздух летят сомбреро.
Любовь мексиканца к своей родине и возвышенна, и трогательна.
— Вы приедете к нам, узнаете нашу страну, ее людей, ее обычаи, полюбите ее и почувствуете, как трудно расставаться с ней. — Я услышал эти слова от посла Мексики в СССР Хосе Е. Иттуриага. За чашкой кофе он совсем по-домашнему сказал, что скучает по Мексике. Хотя вручил свои верительные грамоты… лишь накануне.
Любой успех, любая победа мексиканца вызывает в душах его соотечественников бурный отклик. Какими робкими безголосыми дилетантами выглядят по сравнению с ними итальянские тиффози, которым принадлежит безусловное первое место в Европе.
И грустят мексиканцы тоже по-своему.
Глава II
Мед и чили
Сегменты футбольного мяча похожи своими очертаниями на пчелиные соты. Для одних они наполнены медом, для других — мексиканским чили, по сравнению с которым кавказская аджика выглядит лакомством «на третье».
Что такое переполненная чаша терпения, можно было увидеть в тот день и час, когда на стадионе «Ацтека» закончился матч Япония—Мексика за третье олимпийское место. Японцы, умеющие сохранять достойную невозмутимость, прыгали козлятами вокруг форварда Камамото, забившего два гола, а их соперники покидали поле, не поднимая глаз. Вспенилась стадионная чаша, в несчастных летело все, что оказывалось под рукой уязвленного до глубины души страдальца. А когда до этого хозяева Олимпиады проиграли болгарам — 2:3, по верхнему ярусу трибуны растянули длинное, метров в шестьдесят черное траурное полотнище с черепом и костями. Предвидели результат и злоехидно заготовили впрок?
Те дни и следовало принять за исходную точку терпеливого тридцатилетнего движения ктриумфу-99.
В прибрежных городах есть поверье: хочешь вернуться, брось в море монетку. А если хочешь увидеть снова полюбившийся город в горах, говорят, надо что-то закопать. Я поднялся на Пирамиду Солнца и спрятал в расщелине, заросшей травой, крохотную металлическую модель стадиона «Ацтека».
Талисман сработал! Я нашел его без труда через два года: сборная СССР четвертый раз завоевала право выступать в финале мирового розыгрыша.
Ладно притерлась к динамическому веку придуманная в неторопливом веке игра. Королевой спорта называют легкую атлетику, но король у него один, завоевать хоть однажды корону, значило быть прославленным до конца жизни. Подготовка к чемпионату становилась во всех, без исключения, странах делом национальной значительности. «Пусть у нас пока еще не все в порядке с экономикой, жизненным уровнем, социальным обеспечением, зато посмотрите, как наши гоняют мяч и какие забивают голы!» Все остальное, пусть на время, забывается. А пока мир, затаив дыхание, ждет, что же случится там, в Мексике.
Два раза подряд чемпионам и становились бразильцы, превосходство их техники и тактики стало неоспоримым, и пошла гулять по континентам «бразильская манера», и только на одном острове учились по-своему, упорно развивая свой стиль, не стесняясь брать лучшее у других. Тем островом была Англия, давшая в 1966 году нового чемпиона. Прежние горели жаждой мщения. Все другие мечтали об одном: «набросать бразильцам». Не этим ли жила и Мексика, сумевшая подобрать ассорти что надо? Все знали, как готовились бразильцы. Мало кто знал — как мексиканцы, под семью увесистыми замками хранились ее тайны.
Новое поколение мастеров высшего класса все ближе подходило к некоей черте у самого потолка, и для того, чтобы определить действительно сильнейшего в борьбе равных, приходится выдумывать разные хитрости. В легкой атлетике, к примеру, счет давно перескочил с десятых долей секунды на сотые, а в бобслее или горных лыжах чемпионов определяют л ишь тысячные ее частицы. Мексиканский вариант усложнения выглядел так: игры на высоте 2.300 метров при средней температуре — тридцать градусов. Это, разумеется, в тени, а играть-то под солнцем, которое не прячется за облаками словно для того, чтобы посмотреть, а что это такое происходит на земле, из-за чего теряют люди головы?
Можно сказать без преувеличения: в создании трудностей организаторы чемпионата преуспели ничуть не меньше устроителей авторалли Лондон—Мехико протяженностью 26.500 километров. Там из 96 машин до финиша доплелись 23, на этом все и закончилось.
Здесь из бесчисленного множества команд, соревновавшихся в разных концах земли, финиша достигли 16. Но теперь только все и началось.
Глава III
Манифестация на крупнейшем проспекте мира
Взлетели над стадионом «Ацтека» воздушные шары, извещая об открытии чемпионата. Это было красивое и яркое зрелище. Но потом по путям, проложенным шарами, начал часто летать мяч. Но это было уже не такое впечатляющее зрелище: форварды били по воротам, а мяч устремлялся в поднебесье. Может быть, и он не привык к такой атмосфере?
Мексика—СССР. Было ясно, что подогреваемые публикой соперники с первых минут пойдут на яростный штурм, чтобы подавить оборонительные порядки, открыть счет, придать настроение себе, трибунам, всей стране. Значит, в изначальной стадии состязания нашим надо было проявить свои не столько созидательные, сколько разрушительные способности, на плечи Шестернева, Капличного и Кавазашвили выпали нагрузки, только держись!
Во втором тайме сборной СССР предстояло показать, с чем же она на самом деле приехала в горы. Не раз после ударов Бышовца и Асатиани ёкали мексиканские сердца. Да были неуязвимы ворота. Как те, так и другие.