Из книги Бытия мы знаем, что, решив создать человека, Бог сказал: «Сотворим человека по образу Нашему и по подобию» (Быт. 1, 26). Слово «подобие», использованное в Септуагинте, выражает нечто динамичное, еще не осуществившееся, а слово «образ» обозначает реализованное состояние, первую ступень на пути к «подобию»[28]. Однако большинство современных толкователей Библии не видят различия между двумя терминами, ссылаясь на еврейский текст, в котором два слова: tselem и themouth («образ» и «подобие») (Быт. 1, 26), по существу, синонимичны[29]. Григорий Палама в большинстве своих творений, причем наиболее значительных, не настаивает на различии между «образом» и «подобием», но в некоторых случаях он пишет об этом различии и объясняет его в русле святоотеческой традиции.
То, что «по образу», уже принадлежит всем людям, а то, что «по подобию», мы имеем лишь в потенции. «…Все люди, — замечает Григорий Палама, — по образу Божию и, возможно, также по Его подобию»[30]. Достижение богоподобия — цель человеческой жизни; исполнения этой задачи Бог не требует от человека, но предоставляет его свободной воле. С одной стороны, свободно подчиняясь Божией воле, человек может совершенствовать в себе «образ», развивая в себе «подобие» Богу[31]. С другой стороны, у человека есть возможность пренебречь Божией волей, сводя на нет цель своего создания, хотя в таком случае его существование теряет смысл. Именно это и случилось с Адамом, когда он послушался диавола. Отпав от Божией благодати, он лишил себя сияния божественной славы, в которую был облечен, и разрушил в себе «подобие», возделанное им при свете благодати Божией[32]. Другими словами, грехопадением человек лишился возможности общения с Богом и причастия божественной жизни, то есть лишился истинной жизни, ибо как дух человека сообщает жизнь телу своей животворной силой, так и Дух Божий наделяет человека богоподобной жизнью с помощью Своей благодати: ««… Он заключает в Себе Самом жизнь, и причастные Ему живут боголепно, стяжав жизнь божественную и небесную». Жизнью же божественной и причастием всякого блага для достойных является, несомненно, светлость божественного естества»[33].
И наоборот, следствием удаления души человека от животворящего Духа Божия является ее смерть; точно так же смерть тела наступает, когда его покидает животворящий дух человеческой души[34]. Григорий Палама, сравнивая «образ» и «подобие» человека и ангелов, приходит к выводу, что по «образу» человек превосходит ангелов, а в «подобии» явно уступает им. Ангелы, облеченные сиянием благодати Божией, суть светы, в славе уступающие только Самому Богу, тогда как бесы, лишенные Его славы и даров, исполнены мрака[35].
Из утверждения, что истинная и вечная жизнь человека обретается только в близости к Богу, святитель Григорий не делает вывода, что душа смертна; напротив, он твердо придерживается учения о бессмертии души. Человек получил от Бога бессмертную душу, не разрушающуюся вместе с телом, но живущую вечно. Именно ответственность, налагаемая на человека бессмертием, оправдывает и делает понятными нескончаемые мучения, уготованные грешникам. Почему человек должен был бы претерпевать вечные муки, если бы с самого начала он не получил дар и обязанность вечной жизни? И справедлив ли суд Божий, который завершится во время Второго Пришествия ниспосланием грешников в муку вечную? Ответ заключается в том, что человеческая душа будет жить вечно, ибо она была создана бессмертной; и она остается бессмертной даже после отпадения человека от Бога, что является величайшей и самой ужасной смертью. Таким образом, человек, отвергнувший Бога, представляет собой парадокс обладания мертвой душой, хотя по природе своей она и бессмертна. «И есть смерть души, бессмертной по естеству, — замечает Григорий Палама, —… и именно смерть души есть смерть в полном смысле слова»'.