- Переезжай ко мне. - Он нежно дотронулся до её щеки.-Мое счастье зависит от этого.
Она почувствовала, как что-то словно толкнуло её изнутри и отвернулась. - Я не нуждаюсь в подобных мерах безопасности.
- Я говорю совсем о другом, Худышка.
- Я знаю. - Она с трудом выдохнула. - Рафферти, прояви себя здесь как полицейский. Найди мою статую. - Секунду спустя она заставила себя взглянуть на него. - Не торопи меня, пожалуйста. И не злись.
- Я не злюсь. Я беспокоюсь.
- Все будет в порядке. - Уютно устроившись около него, она действительно так думала. - Давай немного отвлечемся и посмотрим, как я глупо выгляжу перед всей этой публикой. О, Боже, начинается. Кэм, почему бы нам...
Он закрыл ей рот рукой.
- Звезда из мира искусства в нашем округе, - объявила дикторша. - Клер Кимболл, знаменитая скульпторша...
- Фу. Скульпторша! - У неё вырвался негодующий возглас, хотя Кэм и зажимал ей рот.
- Замолчи.
-......сегодня в доме мэра Эммитсборо. Мисс Кимболл, уроженка Эммитсборо, добившаяся известности в Нью-Йорке.
- Всякое искусство есть выражение чувств. - Когда лицо Клер заполнило экран, она переместила ладонь Кэма к своим глазам. - Искусство скульптора очень часто носит более личный характер, так как здесь художник непосредственно связан со своим произведением через материал, который он обрабатывает своими собственными руками.
- Ты потрясающе выглядишь.
- Я говорю как настоящая зануда.
- Нет, ты и говоришь потрясающе. Я просто поражен. А это я?
Она взглянула на экран сквозь его пальцы и увидела деревянную скульптуру. - Да.
- Не так плохо, - сказал он довольным тоном.
- Это великолепно. - Она раздвинула его пальцы, чтобы лучше видеть.
- Скульптура, - продолжал объяснять её телевизионный двойник, - часто представляет собой осязаемое воплощение чувств, воспоминаний, надежд, разочарований и сновидений художника. Таким способом художник с помощью модели или своего воображения как бы освобождает реальность, расширяет и воспроизводит её.
- Может, выключим звук?
- Тише!
- Характер скульптуры, будь то страстный, романтический или, напротив, холодный, зависит от настроения художника и выбранного им материала. Мои произведения - это часть меня самой, иногда лучшая часть, иногда самая мрачная. Но они всегда отражают то, что я вижу, чувствую и то, во что верю.
На экране снова появился диктор в студии.
- Теперь ты доволен? Я говорила так ужасно напыщенно.
- Нет, ты говорила искренне. Худышка, ты лепишь образы из своих снов?
- Иногда, конечно. Послушай-ка, одно интервью сегодня я уже дала. - Она обняла его и стала легонько водить пальцами по его затылку. - Я думала, мы во всем разобрались.
- Минутку. А украденная скульптура, она тоже навеяна тем твоим сном об отце?
- Возможно. Не знаю.
- Ты ведь смогла бы нарисовать то, что видела той ночью, не так ли?
- Ради Бога, Кэм.
- Ведь смогла бы.
Она закрыла глаза.
- Да, смогла бы.
ГЛАВА 26
Чип Доппер скорее предпочел бы возиться под трактором, чем сидеть в его кабине. Он никогда не любил заниматься сенокосом даже на своем собственном поле. И вот сейчас в эту чертову рань, в половине седьмого утра, ему приходилось косить траву на поле миссис Стоуки. Но его мамаша придерживалась правила, ну того, насчет добрых соседей и самаритян, а когда его мамаша соблюдала какое-нибудь правило, то всем приходилось этому подчиняться.
Хуже всего, на взгляд Чипа, то, что работа была невероятно занудной. Акр за акром, только коси и скирдуй, да еще с этим недоумком Джули Крэмптоном, едущим сзади на огромном скирдоуборочном комбайне.
Джули был каким-то троюродным или четвероюродным братом Элис, продуктом чьей-то лихорадочной любовной горячки. Около тридцати, жутко, на взгляд Чипа, действующий на нервы, но безвредный, крепкий, хотя и некрупный, с вялым, постоянно загорелым лицом. И вот сейчас он был прямо-таки на верху блаженства, разъезжая по полю, убирая скирды и распевая песни. Он пел глупейшие песни, популярные в пятидесятых годах, когда их обоих еще не было на свете. Чип подумал, что работа пошла бы лучше, если бы Джули спел что-нибудь из репертуара Роя Кларка, но вместо этого тот со своей дурацкой ухмылкой, распевал какую-то чепуху.
Боже милостивый.
- Ради Бога, Джули, что это, черт побери, за песня?
- Якети Як, - пропел Джули, скаля зубы.
- Ты всегда был придурком, - пробормотал про себя Чип.
Хотя не так уж и плохо все могло бы обстоять, подумал Чип, двигаясь по полю с жужжащим под ним скирдоубо-рочным комбайном, если бы мотор немного не барахлил. День был теплый и солнечный, а сено так приятно пахло. Возможно, Джули и полный недотепа, но ведь это ему приходится делать грязную работу, скирдовать и складывать копны. Это у него будут руки в занозах.
Эта мысль доставила Чипу некоторое удовлетворение.
Нет, все могло бы быть не так уж плохо, возвращался он к прерванной мысли, если бы он сообразил принести с собой радио. Тогда бы он наверняка заглушил женоподобный голос Джули.
Во всяком случае, он немного подзаработает. Правда, совсем немного, подумал он с сожалением. Мамаша разрешила ему брать с миссис Стоуки не больше половины обычной цены. Но даже и при этом он сможет иметь немного свободных денег. Его маленькому ребенку нужны были эти чертовы ортопедические туфельки. Бог ты мой, детям нужно было черт знает сколько всего. Но думая о своей крохотной дочурке с вьющимися, как у матери, волосами и его глазами, он улыбался.
В общем-то, здорово было быть отцом. Пробыв в этом качестве одиннадцать с половиной месяцев. Чип уже чувствовал себя ветераном. Он уже пережил бессонные ночи, краснуху, прорезывание первых зубов, мокрые пеленки и прививки. А теперь его дочка уже ходила. Он расплывался от радости и гордости, когда она, растопырив ручки, ковыляла ему навстречу. Даже несмотря на то, что она немного косолапила.
Его слегка глуповатая улыбка внезапно сменилась миной удивления, затем отвращения.
- Что это еще за дерьмовый запах?
- А я подумал, что это ты испортил воздух, - сказал Джули и хихикнул.
- Боже мой! - Чип задышал ртом. - У меня уже слезятся глаза!
- Какая-то мертвечина. - Джули вытащил повязку и прикрыл ею рот. Ого-го. Действительно, какая-то мертвечина.
- Черт побери. Должно быть, бродячая собака забралась в сухую траву и подохла. - Он остановил сенокопнитель. Меньше всего ему хотелось искать эту дохлую собаку, но он точно так же не мог бы просто переехать ее копнителем. - Пошли, Джули, разыщем эту чертову гадость и вытащим ее.
- Может, это лошадь. Воняет, как от дохлой лошади... Стоит вызвать фургон по перевозке трупов.
- Пока не отыщем, не будем ничего вызывать. Они спрыгнули с копнителя. Чип вырвал страничку из книжки Джули и сделал себе повязку на нос и рот. От земли вонь шла сильнее, и это ему напомнило тот день, когда он ребенком играл около железнодорожных путей и наткнулся на останки несчастной собаки, попавшей под поезд, идущий в Брунсвик. Он чертыхнулся и задержал дыхание под повязкой. Ему очень не хотелось, чтобы повторилось то ощущение.
- Должно быть, где-то здесь, - сказал он и двинулся вглубь нескошенной травы. Было неприятно, но совсем не сложно идти вслед за запахом, изо всех сил бьющим в нос. В конце концов Чип буквально споткнулся об это.
- Боже милостивый. - Он зажал рот рукой поверх повязки и взглянул на Джули.
У того глаза уже вылезали из орбит. - Черт, о черт, о черт. Это никакая не собака. - Сначала он отвернулся, кашляя и задыхаясь, а затем неуклюже бросился вслед за Чипом, который уже несся стремглав по скошенному полю.
Спустя полчаса Кэм уже стоял на этом самом месте, с трудом дыша сквозь зубы. Прослужив десять лет в полиции, он считал, что повидал все. Но ничего столь ужасного ему не приходилось видеть.