Я очень осторожно убрала материю, и нахмурилась, встревоженная увиденным. Рана выглядела скверно: покрасневшей и воспаленной, но оказалась неглубокой. Нужно было промыть, очистить ее от грязи и наложить несколько швов. Вот только у меня не было для этого никаких инструментов, да и зашивать раны никогда не бралась, всегда наблюдая со стороны за мамой, которой часто приходилось лечить порезы моих буйных братьев. В качестве бинтов пришлось использовать свою нижнюю юбку, разорванную на несколько полос. Все время пока я, отойдя в сторону под укрытие густого кустарника, издевалась над предметом своего гардероба, скор безмолвно наблюдал за окружающей нас водой, старательно не глядя в мою сторону.
– Жаль, что у нас нет ни капли алкоголя, - я вздохнула, понимая, что рана, скорее всего, загноится, если ее не промыть.
– Можете посмотреть в седельной сумке, - скор указал на небрежно брошенные у костра вещи, - скор Северс любил прятать в них свой любимый коньяк.
Я поспешила к сумке, стараясь не думать ни о чем, кроме раны, которую мне сейчас необходимо перевязать. К счастью, фляжка нашлась почти сразу. Я присела радом со скором, и аккуратно сняла старую повязку, пропитанную засохшей кровью и полностью сосредоточилась на ране, игнорируя прямой взгляд Торна, который ощущала на своей коже.
– Простите! – мне показалось, что я причинила своему невольному пациенту боль, потому что он, казалось, перестал дышать, - но будет удобнее снять рубашку.
Торн помедлил, затем неуловимым движением, словно не замечая раны, сбросил рубашку. Моему взгляду предстала широкая, загорелая покрытая бесчисленными шрамами грудь. Судя по количеству рубцов, получать ранения скору было не в первой. Я набралась храбрости и постаралась как можно бережнее очистить рану и остановить кровь, после чего обработала место поражения коньяком и наложила повязку. Все это время старалась не думать, при каких обстоятельствах, этот относительно молодой мужчина мог бы получить такие ранения. И как после этого ему удалось выжить.
Скор молча терпел мои неуверенные действия, и лишь в конце отвел взгляд, после чего я уже гораздо увереннее потянулась к сумке и извлекла оттуда чистую рубашку.
– Это не мое, - нарушил молчание скор, на что я, раздосадованная его нелепым в данном случае замечанием, бросила в ответ, - не думаю, что хозяин был бы против.
Голос слегка дрогнул при воспоминании о герцоге, и тех шансах, которых я лишилась с его смертью.
– Нам пора, - Торн поднялся, и, приняв из моих рук рубашку покойного герцога, осторожно ее надел, не пожелав воспользоваться моей помощью.
– Сколько времени займет переход? – я быстро перебрала наш нехитрый скарб, состоящий из еще одного плаща, полупустой бутылки из-под коньяка, старого потертого блокнота, исписанного мелким почерком, фляги с водой, небольшого кинжала и нескольких бутербродов, завернутых в промасленную бумагу.
– От двух до четырех дней, - скор внимательно осмотрел меня с ног до головы, заставляя внутренне сжаться и покраснеть от неловкости, и тут же поправился, – хотя, в нашем случае, возможно, около недели. Мы пойдем по пастушьей тропе, она относительно безопасна.
Торн вернул на привычное место на поясе свой меч, накинул на плечи плащ и прошел к ллойву. Я помедлила, складывая вынутые вещи обратно в сумку, застегнула плащ герцога, и последовала за своим спутником.
Пастушья тропа опоясывала Грозовую гору причудливым серпантином, и если забираться не слишком высоко, у нас будет неплохой шанс не попасть под камнепад, не замерзнуть и не заблудиться. Ллойва пришлось вести под уздцы. Разумеется, я старалась не демонстрировать моему невольному защитнику свои тревоги, а он, видимо в благодарность, меня не торопил. Разумеется, на особо трудных участках мне приходилось пользоваться помощью скора, так как моя обувь была не приспособлена для лазания по каменистой местности. К слову сказать, я так же была совершенно неприспособленна к подобным путешествиям, более того, приходилось прилагать усилия, чтобы не демонстрировать усталость, недовольство или раздражение. Казалось, что с моей стороны это было бы неправильно. Учитывая, что именно скор получил рану, а держался так, будто готов свернуть гору, которая стояла у нас на пути.