– Вы не верите в том, что женщина может быть виновна? – оживилась я.
– Я верю лишь собственным глазам, - отрезал Торн. Он хотел добавить что-то еще, но осекся, когда хлипкие двери одного из домов слетели с петель и в проеме появились две здоровенные темные фигуры мужчин, волокущие за руки сопротивлявшуюся изо всех сил молодую девушку. Судя по тому, с какой легкостью оба профоса ее удерживали, силы были неравны.
Я нервно закусила нижнюю губу, когда девушку бросили в центр круга, который образовали остальные профосы, и надели на ее шею широкий металлический ошейник. Я заметила, что на запястьях девушки поблескивают еще два из похожего материала.
– На нее надели Губитель, - спокойно прокомментировал увиденное Мишель, однако, подойдя ко мне, приобнял за талию, и привлек к себе, - они увлечены своей находкой. Вряд ли станут обращать внимание на нас. Думаю, если речь идет о казни, мы можем искать другое пристанище на ночь. Никого это не удивит.
– Согласен, - скор отвернулся от картины, развернувшийся на наших глазах и подошел к ллойву, - прошу вас, шанэли.
Не слыша слов, обращенных ко мне, будто зачарованная, я наблюдала за девушкой, которую профосы привязывали к позорному столбу. Я знала, что когда-то давно во всех деревнях были такие столбы, куда жители помещали своих односельчан в наказание за преступления. Честно говоря, думала, что этот обычай давно забыт. Судя по всему, девушка решила скрываться в одной из самых отдаленных деревень, чтобы не быть пойманной. Неужели она действительно виновна? И зачем ей было разрушать плотину? Ведь на дороге потопа оказалась ее собственная деревня.
– Карэн, нам пора, - напомнил Мишель, увлекая меня за собой. А я застыла, охваченная непонятными чувствами. До сих пор подобные ощущения у меня возникали лишь рядом с принцем Клодом: слабость, дрожь и легкая, словно уколы десятка иголок боль на кончиках пальцев. Герцог Северс говорил, что каждый из нас по-своему чувствует магию другого одаренного, и сейчас я всем своим естеством ощущала магию несчастной пленницы. И, судя по тому, как побледнело лицо девушки, сузились ее глаза, а пальцы сжались в кулак – она ощущала мою. Она принялась высматривать что-то в толпе, собравшейся насладиться непривычным зрелищем. Наши взгляды встретились.
И мне показалась, что это мне на шею надели ошейник, и запястья горят именно у меня. Это передо мной мир утратил краски, став серым, унылым и безрадостным, слух перестал быть таким острым. Каждая секунда, проведенная в ошейнике, будто отбирала именно у меня часть меня самой... Я была словно оглушена, дезориентирована, а мои силы высасывал проклятый Губитель.
Я открыла глаза, вдохнув полной грудью. До того казалось, что я вовсе перестала дышать.
– Я не смогу оставить ее здесь. Они ее уничтожат, – я видела ее глаза, темные, почти черные на фоне бледного лица и темно-русых волос, которые трепал вечерний ветер. Несмотря на прохладу, девушка была одета лишь в легкое, кое-где порванное серое платье.
– Мы ничем не сможем ей помочь, – зло бросил Мишель, украдкой бросая осторожный взгляд на скора, – она обречена.
– Это несправедливо! Она так молода, – мне хотелось кричать, что она такая же, как я, просить Мишеля и скора помочь девушке, умолять профосов её отпустить. И в тоже время что-то внутри удерживало от подобного шага. Это было самоубийство.
– Жизнь вообще несправедлива, прекрасная шанэли, – обронил скор. В его взгляде сквозила насмешка. Не сомневаюсь, что за свою долгую службу принцу он многое повидал, во многом участвовал лично. И все же, я не могла поверить, что можно вот так, жестоко и быстро разрушить жизнь молодой девушки.
– А если она невиновна? – мне казалось, что я стучусь в глухую стену, без малейшего шанса быть услышанной. Мишель никогда не принимал мою сторону, никогда меня не слышал. Скор же... Я просто ему не доверяла.
– Не нам это решать, – отрезал Мишель, и уже тише добавил, – или ты хочешь вместо неё предложить себя?
Я вздрогнула от одной мысли, что когда-нибудь буду стоять вот так, как эта несчастная девушка, с вздернутыми вверх руками у позорного столба, не зная, что меня ждёт в следующий момент, в окружении мужчин, прячущих свои лица. В память ворвались слова, брошенные когда-то графом Палломо "каждый из них успеет вкусить твое тело не один раз. Неужто ты хочешь достаться им?" Неужели эти люди воспользуются беспомощность пленницы и принудят её? Здесь и сейчас? Прилюдно или под покровом ночи, а затем подвергнут пыткам и убьют? Не могу себе позволить уйти, когда девушке грозит подобная участь. Даже если мои страхи всего лишь опасения впечатлительной шанэли, я не могу допустить, чтобы с девушкой обращались подобным образом. Особенно теперь, когда она знает кто я.