— Я могу играть так целый день. А ты нет. До чего же просто оказалось вздуть самого себя! — расхохотался красноглазый Старк.
Пока он смеялся, Старк-Воин Зои сделал выпад, следуя за линией ударов, подсказанной болью и страстной необходимостью, и рассек мечом край предплечья своего двойника.
— Черт возьми! Да ты все-таки пустил мне кровь. Не думал, что у тебя хватит на это духу!
— В этом и заключается твоя главная проблема, — ответил Старк. — Ты слишком самоуверенный. — Он заметил, как тень пробежала по лицу его Двойника, и тихий шепот понимания впервые прозвучал у него в мозгу. Эта мысль была столь же проста и непреложна, как его поднятый для обороны меч или следы порезов на теле. — Нет, это не ты самоуверенный. Это я. На самом деле, это я — заносчивый придурок.
Его двойник задрожал. Старк понял, что не ошибся и добавил:
— И эгоистичный. И тщеславный. Из-за этого я убил своего наставника. Я был слишком эгоистичен, чтобы позволить кому-то победить меня!
— Нет! — закричал красноглазый Старк. — Это не ты — это я!
В смятении он открылся, и Старк стремительным выпадом полоснул его с другой стороны.
— Это неправда, и ты это знаешь. Ты — все плохое во мне, и все-таки, ты — это я. Воин никогда не смог бы признать того, что начинает понимать родившийся во мне Шаман. — Говоря все это, Старк безостановочно наступал, делая выпады в сторону своего двойника. — Мы с тобой заносчивые. Эгоистичные. Себялюбивые. Иногда злые и подлые. За последние дни мне не раз напоминали об этом. У нас отвратительный характер, а когда мы злимся, то ведем себя, как скоты.
Казалось, его слова пробудили что-то в Другом, и он отреагировал с невероятной прытью.
Вновь завладев инициативой, он с каким-то страшным озлоблением и невероятным мастерством стал наступать на Старка.
«Богиня, нет! Только не это!»
Неужели он испортил все своими глупыми словами? Беспомощно пятясь под несокрушимым натиском, Старк вдруг понял, что до сих пор действовал слишком рационально, слишком предсказуемо. Единственная возможность победить самого себя заключалась в том, чтобы сделать нечто такое, чего сам от себя не ждешь!
Он должен открыться, позволив Другому себя убить.
Шатаясь под градом ударов, которыми осыпал его двойник, Старк понял, что нашел ответ.
Притворившись побежденным, он открылся слева. Не в силах остановиться, Другой рванулся в образовавшийся просвет, на какую-то долю секунды став еще более уязвимым для удара. Старк ясно увидел линию своего будущего броска, и с поразившей его самого яростью обрушил рукоятку меча на голову Другого.
Его двойник тяжело рухнул на колени. Жадно хватая ртом воздух, он с трудом удерживал в дрожащих руках свой меч.
— Ну что ж, теперь ты убьешь меня, пройдешь в Потусторонний мир и доберешься до девушки.
— Нет. Теперь я приму тебя, потому что, каким бы хорошим и мудрым мне ни удалось стать, ты все равно будешь жить во мне.
Красные глаза встретились с карими. Отбросив свое оружие, Другой вдруг бросился вперед, вырвал меч из рук Старка и по рукоятку вонзил его себе в грудь. Он был так близко, что когда захрипел, Старк невольно вдохнул его последнее дыхание.
У Старка похолодело в животе. Он убил самого себя! Не помня себя от ужаса, он затряс головой и закричал:
— Нет! Я... — но красноглазый Старк лишь понимающе улыбнулся ему и прошептал окровавленными губами: — Мы еще увидимся, Воин, и гораздо раньше, чем ты думаешь.
Старк опустил его на колени и вырвал меч из груди.
И тут время для него остановилось.
Божественный свет царства Никс вспыхнул на его мече, пробежал по всей длине его окровавленного, но прекрасного лезвия, ослепляя Старка с не меньшей силой, чем последний порез, нанесенный Шорасом. На какой-то миг Старку показалось, будто древний Хранитель стоит рядом с ним и Другим, и они все трое не могут отвести глаз от меча.
А потом Шорас заговорил, по-прежнему глядя на рукоятку меча:
— Свершилось то, что должно было свершиться. Отныне это будет твой клеймор, старинный шотландский меч, закаленный в свежей теплой крови. Сей меч должен использоваться только для защиты чести, рукой человека, решившего охранять свою асу, свою банн ри, свою королеву. Лезвие этого клеймора заточено до идеальной остроты, поэтому режет, не причиняя боли, и Хранитель будет без жалости, страха и милости разить им всех, кто порочит наше благородное призвание!
Словно зачарованный, Старк не мог отвести глаз от сверкающей рукоятки клеймора, а Шорас продолжал:
— Пять кристаллов украшают рукоятку этого меча — четыре расположены по углам, а пятый помещен посередине, и все они будут пульсировать в одном ритме с сердцем своего Хранителя до тех пор, пока он будет истинным Воином, для которого честь дороже жизни, — Шорас помолчал и впервые посмотрел на Старка. — Ты такой воин, мой мальчик? Ты готов стать настоящим Хранителем?
— Я хочу им быть, — ответил Старк, страстно желая, чтобы этот прекрасный меч забился в такт с его сердцем.
— В таком случае, ты должен всегда следовать дорогой чести и никогда не подпускать к себе того, кого только что победил. Если ты сможешь сделать это, как Хранитель, а не как мальчишка... если твоя кровь чиста, а дух силен, тогда, сынок, только что пережитый ужас укрепит твою волю и поможет принять и исполнить этот вечный долг. Но знай, что пути назад уже не будет, ибо таков закон. И еще знай, что наградой за свою чистую службу, не запятнанную себялюбием, злобой, предубеждением и мстительностью, будет лишь неколебимая вера в путь чести. Но этот путь не гарантирует ни любви, ни счастья, ни выгоды. Ибо для Хранителя этого всего не существует. — В глазах Шораса Старк прочел отражение древней мудрости. — Ты будешь нести это бремя до конца дней своих, ибо кто хранит Хранителя, кроме него самого? Теперь ты знаешь все. Решай, сынок.
Образ Шораса исчез, и время вновь пошло своим чередом. Другой стоял на коленях перед Старком, глядя на него со страхом и покорностью.
Смерть и честь. Стоило Старку мысленно произнести эти слова, как рукоятка клеймора в его руке согрелась и запульсировала в такт ударам его сердца.
Старк накрыл меч второй рукой, наслаждаясь этим прикосновением.
Внезапно вес меча превратился в источник жизненной силы, наполнившей Старка совершенно чудовищным, немыслимым могуществом и мудростью. Не думая и не рассуждая, без малейших эмоций, он занес меч над головой и обрушил его на Другого, одним ударом рассекая его от темени до поясницы. Раздался глубокий вздох, и тело исчезло.
И тут Старк осознал полную меру своей жестокости. Опустив клеймор, он рухнул на колени.
— Богиня! Как я мог сделать это, оставаясь благородным?
Тяжело дыша, он стоял на коленях, и мысли его путались. Рассеянным взглядом Старк осмотрел свое тело, ожидая увидеть зияющие раны и кровь — очень много крови.
Но он ошибся. На теле не было ни царапинки. Единственная кровь, которую он видел, быстро впитывалась в землю, на которой он стоял. Единственной раной, терзавшей его, было воспоминание о только что содеянном.
Почти против воли пальцы его вновь нащупали рукоятку тяжелого меча.
Рука Старка задрожала при воспоминании о последнем ударе, но при этом он крепко вцепился в рукоять, наслаждаясь ее теплом и эхом грохота собственного сердца.
— Я — Хранитель, — прошептал он, и вместе с этими словами к нему пришло долгожданное понимание. Он не убил все дурное в себе — этого ему никогда не удастся сделать. Он должен будет всю жизнь бороться со своим злом и контролировать его. Но он сделал то, что должен был сделать Хранитель. Ибо Хранитель не отвергает жестокость, а лишь использует ее с честью.