Мы отправились в долгий путь домой.
Ты спала: все еще действовало обезболивающее, которое тебе давали в больнице. Амелия разгадывала головоломки, то и дело интересуясь, когда мы уже приедем. Мы останавливались перекусить в автомобильных кафе, потому что ты не могла прямо сидеть за столом.
Через семь часов поездки на заднем сиденье заерзала Амелия.
— Знаете, что миссис Грей заставляет нас писать, как мы классно провели каникулы? Пожалуй, я расскажу, как вы пытались усадить Уиллоу на горшок, чтобы она сходила по-маленькому.
— Даже не смей, — сказала я.
— Что ж, тогда мое сочинение будет ну очень коротким.
— Мы можем немного повеселиться на обратном пути, — предложила я. — Заехать в поместье Грейсленд, которое в Мемфисе… или в Вашингтон Ди-Си…
— Или просто доехать до дома и покончить уже с этим, — сказал Шон.
Я посмотрела на мужа. Зеленый свет от приборной панели маской ложился ему на глаза.
— А можем мы поехать в Белый дом? — спросила Амелия, вытягивая шею.
Я представила себе, какая духота сейчас в Вашингтоне, а мы тащим тебя на руках, поднимаясь по ступенькам до Национального музея воздухоплавания и астронавтики. За окном бежала черная лента дороги, но мы никак не могли поймать ее за хвост.
— Твой отец прав, — наконец сказала я.
Когда мы добрались до дома, слухи уже разнеслись по округе. На кухонной столешнице лежала записка от Пайпер, где перечислялись все, кто приносил противни с едой, которые подруга прятала в холодильник, и оценочная шкала: пять звезд (съесть в первую очередь), три звезды (лучше, чем «Шеф Боярди»), одна звезда (осторожно, возможен ботулизм). Благодаря тебе я узнала, что люди желают проявить участие, но скорее принесут магазинный пирог с макаронами и сыром, чем приготовят что-то сами. Ты отдаешь готовое блюдо, и долг выполнен, не обязательно участвовать лично, да и совесть чиста. Еда — средство первой помощи.
Люди то и дело спрашивают, как у меня дела, но правда заключается в том, что им это неинтересно. Они смотрят на твой гипс камуфляжного цвета, ярко-розового или неоново-оранжевого. Они видят, как я разгружаю машину, достаю ходунки с прорезиненными ножками, чтобы мы могли тихо идти по тротуару, пока за нашими спинами их дети катались на качелях, играли в вышибалы и занимались другими повседневными делами, которые могли лишь травмировать тебя. Соседи улыбаются мне, потому что хотят проявить вежливость или политкорректность, но в то же время думают: «Слава богу, слава богу, что это случилось у нее, а не у меня!»
Твой отец считает, что несправедливо так говорить. Что некоторые люди и правда хотят помочь. А я отвечаю, что если бы они действительно хотели помочь, то не приносили бы противни с макаронами, а взяли бы Амелию собирать яблоки или покататься на коньках, чтобы она могла прогуляться, когда нет тебя, или прочистили бы канаву перед домом, которая всегда забивается после урагана. Если бы они действительно хотели стать спасителями, то позвонили бы в страховую компанию и провисели четыре часа на телефоне, споря о счетах, чтобы мне не пришлось этого делать самой.
Шон не понимает, что в большинстве своем люди, предлагающие помощь, делают это ради себя, а не ради нас. Если честно, я их не виню. Есть всякие суеверия: если помогаешь нуждающейся семье… если бросаешь соль через плечо… если не переступаешь через трещины, тогда ты в безопасности. Так можно убедить себя, что ничего страшного не произойдет.
Не поймите меня неправильно: я не жалуюсь. Люди смотрят на меня и думают: «Бедная женщина, ее ребенок — инвалид». Но когда я смотрю на тебя, то вижу девочку, которая к трем годам выучила все слова «Богемной рапсодии» группы «Квин», которая забирается ко мне в постель в грозу — и не потому, что боится, а потому, что боюсь я, девочку, смех которой всегда отзывается в моем сердце, как камертон. Я бы не променяла тебя на ребенка с совершенным телом, потому что он — это не ты.
Утром я провисела пять часов на телефоне, разговаривая со страховой компанией. Наша страховка не покрывала выезды «скорой помощи», однако в больнице Флориды не могли выписать пациента в «ортопедических штанах» без транспортировки «скорой помощью». Вот такой парадокс, и только я его замечала. Наш разговор граничил с абсурдом.
— Давайте проясним, — сказала я четвертому диспетчеру, с которым разговаривала за тот день. — Вы хотите сказать, что мне не нужно было брать «скорую помощь», поэтому вы не можете покрыть расходы.