Мы обязаны – и сознаем это – сражаться прежде всего за Францию, потому что мы французы, но через Францию – за французский образ понимания жизни. За швейцарские кантоны, за тюльпаны Амстердама, за норвежскую мечту. И пусть они этого не знают, не сознают, но мы сражаемся за всех тех, чья судьба, хотят они того или нет, находится в наших руках. За тех, которые не смеют даже сказать об этом вслух из страха, что людоед сожрет их первыми. За тех, не имеющих ни гарантий, ни защиты, боящихся привлечь к себе внимание и погибнуть первыми, желающих нам победы, но в тайне сердца, как желают ее нам австрийцы, чехи и поляки, которые теперь поглощены нацистами… Мы знаем: мы сражаемся за слабых и не ждем, что они подставят себя под первый удар врага. Но вы, выразители чаяний огромной державы, защищенной океанами, безмерно могущественной благодаря флоту, армии, сильному народу, неужто ваша роль – советовать своим соотечественникам умыть, подобно Понткю Пилату, руки в деле, которое как будто и не имеет к вам отношения? По этому поводу многое можно казать, потому что, хоть вашему физическому существованию непосредственно ничто не угрожает, это дело все-таки и ваше – и еще в большей степени из-за ваших собственных нацистов[6]; потому что религия, которую мы защищаем, зовется свободой, а это и ваша религия; потому что, живя на другом континенте, вы тем не менее живете на той же планете и, подобно нам, являетесь наследниками цивилизации, в которой люди солидарны; потому что, когда землетрясение разрушает Мессину, Токио или Сан-Франциско[7], вы не делаете различий, вы страдаете вместе с жителями Мессины, Токио и Сан-Франциско, ибо принадлежите к породе тех, кто помогает поднять Мессину из руин, хотя это итальянский город, а не к тем, кто забросает Мессину камнями, если она не нацистская. Вы похожи на нас и на всех, чьи хрупкие судьбы мы держим в своих руках и кто, не имея видов на соседа, может выражать свои желания лишь в беззвучных молитвах и уже много поколений назад забросил в театральный гардероб за кулисы театра обноски римских императоров. Англия куда сильней Голландии, но она не посягает на голландские колонии. Франция куда сильней Швейцарии, но не посягает на ее франкоязычное население. Вы гораздо могущественней Мексики, но вы не посягаете на Мексику[8]. После того как техника превратила войну из блистательной прогулки, где эмоции, может быть, стоили немногих жизней, которыми она оплачивалась, в гигантскую бойню, где людская плоть перемалывается шестернями машин, вы вместе со многими другими поняли: войну надо заменить новой концепцией, которая вознесется над миром, подобно чудотворной надежде, – концепцией стабильности государств. Пора покончить с этими играми, которые стали слишком опасными и уничтожают больше, чем сохраняют. Покончить с территориальными притязаниями. Если мы не хотим подохнуть в грязи, надо наконец установить мир… Ведь людям открыто столько прекрасных поприщ для побед!
Идеи разделяют мир, а не объясняют его, и ваша концептуальная система, коль скоро она принята, несомненно, тревожит мир, который мы любим. Если ваша мысль ведет мир, то мы, разумеется, оказываемся погребенными под обломками наших личных религий. Но мысль доказывается ее победой, а победа эта связана не с чем-то трансцендентальным, но с точностью мысли. Вашему несколько упрощенному мышлению можно противопоставить иное мышление. Столь же плодотворное, но гораздо более многообещающее. Вашему устройству можно противопоставить иное устройство. И если оно сконцентрирует в себе больше веры, больше динамизма, если оно будет успешнее распространяться, тогда мы победим.
Я был в Германии[9] и расспрашивал там физиков. Современную физику невозможно представить без уравнений Эйнштейна. Разрешено ли там изучать Эйнштейна? Конечно, нет. Всякий, кому для постижения мира необходимо ознакомиться с уравнениями Эйнштейна, обязан поносить его: иначе он их не узнает.
Да, Германия была нацией великих ученых, но сейчас это всего лишь нация техников. Вам прекрасно известно, как идет прогресс человеческой мысли: из свободного противопоставления рождается пучок взаимоисключающих доказательств, который направляет движение своих противоположностей навстречу движению единственной теории. И когда давление оказывается чересчур сильным, слишком тесные формы лопаются. Появляется человек, который осуществляет синтез и преодолевает противоречия. Только свобода мысли позволяет мысли двигаться вперед. И мы на протяжении двух веков были соучастниками чуда покорения природы человечеством. Но вот пришел человек, который разом стреножил мысль, окостенил ее, втиснул в свой коран, и человечество под его властью мгновенно превращается в муравейник. Мысль не способна идти вперед, так как не может больше вступать с собою в противоречие. И тогда основой всего становится призрак истины. Тот самый незыблемый гранит, на котором в прошлом зиждились гигантские термитники. Возможно, Гитлер лучше, чем кто-либо другой, умеет извлекать выгоды из высокого уровня человеческих знаний и из разносторонней науки своей страны. Он сумел организовать серийное производство армий, которыми вы восхищаетесь, и сумел вонзить когти в свой народ. Но в чем видите вы его величие? Я считаю его мародером, крадущим плоды мысли. Мысли, которую он презирает. Сегодня в Германии слово "интеллектуал" стало синонимом придурковатого мечтателя, опасного теоретика. Нацисты забрались в храм знаний, раскрадывают плоды творчества, которые там предлагаются, уничтожают то, что сами никогда не смогли бы создать. И мы, сражаясь прежде всего за себя, чтобы сохранить жизнь нашей религии, сражаясь за совокупность народов, которые в этом мире думают так же, как мы, сражаемся и за вас, потому что одновременно с нашим защищаем и ваше духовное наследие, и за Германию, ту Германию, которой вы восхищаетесь, против бандитов, превративших ее в военный лагерь. Вы прекрасно знаете, что мы не требуем ничего, кроме права на мирную жизнь. Мы сражаемся за существеннейшее излишество, которое мы считали, к сожалению ошибочно, совершенно естественным, настолько оно нам казалось очевидным, – за излишество, о котором мы даже не подозревали, что его надо защищать. Да и как могли мы поверить, что явившийся по соседству Магомет откроет чудовищную очевидность: человек не имеет права на собственную одежду, поскольку не способен отстоять ее от всех остальных? Мы сражаемся за человека, за то, чтобы он не был раздавлен слепой толпой, за то, чтобы художник мог писать картины, даже если его не понимают. За то, чтобы ученый мог мыслить, даже если поначалу он кажется неортодоксальным. Мы сражаемся за всех отцов и за всех сыновей мира. За то, чтобы за семейным столом царила неизменная любовь. Чтобы друг не Предавал друга. И чтобы слабый, находясь под защитой закона, под защитой нравственного кодекса, под защитой всемирного соглашения, мог сохранить свою одежду несмотря на то, что не способен ее отстоять.
6
…из-за ваших собственных нацистов… – К началу второй мировой войны в США существовали влиятельные профашистские силы (их представители были в сенате, в правлении крупнейших корпораций), а также активно действовала прямая агентура гитлеровской Германии.
7
…когда землетрясение разрушает Мессииу, Токио или Сан-Франциско… Сент-Экзюпери упоминает крупнейшие стихийные бедствия, происшедшие соответственно в 1908, 1923 и 1906 гг. и вызвавшие большие жертвы и разрушения.
8
Вы гораздо могущественней Мексики, но вы не посягаете на Мексику. – На самом деле Соединенные Штаты неоднократно развязывали войну против Мексики и вмешивались в ее дела: в 1845-1848 гг. они аннексировали более половины тогдашней мексиканской территории, в годы мексиканской революции (1910-1917) дважды организовывали вооруженную интервенцию. Американские монополии вели в Мексике экономическую экспансию, захватывая ключевые позиции в хозяйственной жизни страны.