Надо идти вперед, вдруг, она кого-то найдет. Может быть, кто-то уцелел и нуждается в ее помощи? Не может же быть так, что все убиты? Кто-то должен остаться в живых. Непременно…
Она прошла вперед несколько метров, внимательно осматриваясь вокруг. Она уже преодолела страх, ей хотелось найти оставшихся в живых и помочь им. Она не верила, что все мертвы. Разум отказывался верить в это. Не может быть, шептала она, не может быть…
Она чутко вслушивалась в тишину, в шорохи снега, скрип лыж, шелест ветвей.
Иногда она поднимала глаза вверх и смотрела на серое небо и почти черные ветки деревьев, расчерчивающие небо. Глаза от напряжения болели, она останавливалась и терла их. Еще она боялась устать, остановиться и упасть от усталости в снег. Упасть и больше не встать….
Когда она в очередной раз подняла глаза к небу, то ей показалось, что что-то темное. Большая птица? Машет ей крылом. Александра остановилась и всмотрелась. Это была не птица, а человек! Ей махали рукой!
Кто-то был жив! И он подавал ей сигнал!
Она поспешила туда, нырнула вниз по косогору и резко затормозила, чтобы не упасть. И очутилась в овраге.
– Александра! – донеслось до нее.
Она повернула голову вправо. Около большого дерева, внизу, укрывшись от ветра, находились Петр Васильевич и Игорь. Игорь лежал, стиснув зубы. Его лицо приобрело синеватый оттенок.
Александра приблизилась к ним.
– Жива? – выдохнул Петр Васильевич.
В горле стоял комок, и она только кивнула.
Игорь лежал на боку и тяжело дышал. При виде Александры он попытался улыбнуться.
– Нашего полку прибыло.
– Там… – Александра качнула головой позади себя. – Кирилл… У Кирилла выколоты глаза. – прошептала она. – И… Лиля… – здесь она заплакала.
– Еще Татьяна и Иннокентий, – нахмурился Петр Васильевич. – У Татьяны вырвали язык. – Он замолчал. – Иннокентий исчез. Видимо, его убили. Я сквозь сон слышал как он по нужде выходил. Наверное, первым и попал под руку.
Александра сглотнула.
Правую щеку Петра Васильевича рассекала рана, нога была вытянута. Куртка была разодрана, сбоку зиял большой клок. Она штанина разорвана пополам.
– Ну и меня приложили хорошенько. Думали, вырубили окончательно, но поспешили меня на тот свет отправлять. Жив курилка, оказался, усмехнулся он. Хотя был момент – думал, все пришла за мной косатая.
– Как все случилось?
Он замолчал, на щеках заиграли желваки.
– Под утро. Еще было темно, как нас разбудил шум, крик и приказ – выходить из палатки по одному. Действовали, сволочи слаженно, четко, одуматься нам не дали. Малец Лилькин, ну муж ее пытался вступить в переговоры…
– Он был не мужем, – вставила Александра, опуская голову. – Они собирались пожениться.
Петр Васильевич покачал головой.
– Теперь это уже неважно. Так вот он стал хорохориться, сопротивляться, видно перед своей девушкой не хотел выглядеть слабаком. Но силенок у него маловато было. Его жестко вырубили, слишком жестко…. Когда твоя подруга. – он мотнул при этих словах головой, как будто бы ему жал ворот куртки. – Стала за него заступаться, кричать… набросились и на нее. Сопротивлялась она отчаянно, но куда там девушке против лбов чугунных… Вторая Татьяна успела ножик как-то выхватить и порезать руку главному… Не сильно, но все-таки. Он разъярился вконец. Самый главный – как немой. Молчал все время, только жестами показывал. А когда они стали вещи и рюкзаки потрошить, то нашли у нее журналистское удостоверение и кое-какие записи – так ей язык и вырвали. Я все это видел, когда лежал под той сосенкой. Они видимо сначала всех оглушить хотели, а потом уже добивать по одному… Тут я увидел, как Игоря вышвырнули из палатки, швырнули с силой, чуть до дерева не долетел – так бы все. С концами. И так человек был травмированным… я подполз к нему осторожненько, прислушался – живой, я его в яму оттащил и ветками закидал, чтобы не нашли… Пока они в палатке шмонали, да с остальными разбирались, у меня самого одышка началась, сердце прихватило – думал – все, приступ хватит. Глупо как-то получается, спастись, чтобы умереть от сердечного приступа. – Он замолчал…
– Что было потом?
– Потом… кто-то помешал им. Какие-то крики раздались, но разобрать я ничего не мог. Слушал как сквозь туман – едва-едва. Я почти сознание потерял, но крики, шум, звуки борьбы – слышал. А затем все стихло… я очнулся, подполз к Игорьку. А он – живой, ну думаю, живой чертяка, надо же двужильный, почти как я в молодые годы. Пацан второй раз с того света возвращается.