– Думаешь, сам упаду? Чего ты меня щиплешь, как бабу?
Дубыня в ответ засопел да и ухватил Святогора за шею. Вернее, хотел было ухватить, да только неясно как очутился на земле, растерянно хлопая глазами. Всем показалось, что он просто споткнулся, и люди зашумели – кто засмеялся, кто досадливо плюнул:
– Экий ты поединщик! Ходить, что ли, разучился?
Дубыня споро поднялся на ноги и уже в открытую кинулся на Святогора. А тот лишь отступил на шаг да повернулся чудно́ вокруг себя, будто плясун, чтобы Дубыня вновь остался лежать на траве. Народ разочарованно выдохнул, а Дубыня вскочил и, разъярившись донельзя, снова ринулся в бой. На этот раз Святогор принялся играть с ним, как сытый кот с мышью, крутясь вокруг него и ловко уворачиваясь от мелькающих кулаков. Люди оглушительно кричали абы что. Двое других парней стояли, нетерпеливо приплясывая на месте, и Святогор, в очередной раз увернувшись от Дубыни, задорно крикнул им:
– Ну, что же вы? Помогайте товарищу!
Те, как псы на хозяйский посвист, тотчас сорвались с места и с двух сторон кинулись на Святогора. Послышались две звонкие оплеухи, и оба молодца уже сидели на траве, свирепо таращась вокруг и потирая ушибленные места: один шею, другой щеку. Потом вскочили, кинулись снова, и Святогор играл уже со всеми троими дальше, как с котятами.
– Олухи! – орали в толпе, кто-то дико хохотал из-за спин; жрец хмуро смотрел на этот ярмарочный пляс, и по его круглому лицу из-под затейливого убора струился пот. Тогда пёстрый ор покрыл голос княжича:
– Довольно потехи!
Гул поутих, но три молодца – распалённые, красные, что твоя клюква – продолжали кружить вокруг Святогора, то и дело валясь с ног, и княжич крикнул своим воинам:
– А ну, ребята, возьмите смутьяна под стражу!
От стоявших поодаль воинов отделились двое и двинулись к Святогору, оттесняя обмишурившихся молодцов. Те подчинились, обиженно ругаясь в редкие бороды, а Святогор подмигнул воинам:
– Теперь, стало быть, ваша очередь? Ну-ка!
– Не дури, Святогор! – сказал один из них, потянув меч из ножен. – Послушай княжича.
Наставив остриё меча в грудь Святогору, воин пошёл на него. Все видели, что было дальше, но никто так и не понял, как это стало возможно. Толпа охнула: на траве лежал меч, а рядом – его хозяин. Тогда второй воин тоже обнажил свой меч, и сейчас уже кое-кто углядел, как Святогор поднырнул под занесённую руку. Меч крутанулся в воздухе, будто сам собой, и на траве уже сидел ошарашенный воин. Святогор с усмешкой подержал его меч да и воткнул в землю.
– Что смотрите?! – закричал Святославич остальным воинам, и его голос дрожал от гнева. – Уймите наглеца!
Все, кто был из воинов, пошли полукругом на Святогора, послышался лязг мечей, покидающих ножны. Святогор обвёл внимательным глазом решительные лица новых противников и первым кинулся к ближайшему.
Люди вокруг поляны словно и не дышали, глядя во все глаза на чудеса, что выделывал Святогор. Ни один из воинов Святославича не смог даже оцарапать своего единственного противника. За то время, что все восемнадцать мечей были изъяты из дланей и легли веером на траве, хорошая хозяйка сумела бы запалить не больше одной лучины. Рядом со своим оружием, целые и невредимые, лежали все воины, бывшие в походе со Святославичем.
– Лежите, коли упали! – велел им железным голосом Святогор, и ни один из них не посмел ослушаться. Княжич посмотрел на своего дядьку – Добрыня лишь пожал плечами, как бы говоря: «Я тебя предупреждал». Не найдя поддержки и тут, Святославич рванулся к чьему-то коню, схватил лук, выхватил из притороченного к седлу тула стрелу и положил на тетиву. Не говоря ни слова, он прицелился в грудь стоявшему от него не дальше двадцати шагов Святогору и пустил стрелу.
Никто из воинов вместе с Добрыней никогда не видели ничего подобного и могли бы поручиться, что сие невозможно. Селяне же и помыслить не могли, как это трудно, если вообще под силу человеку, но только пущенная княжичем стрела, коротко свистнув в воздухе, оказалась зажатой в руке Святогора. Он показал её всем, хотя не было вокруг поляны никого, кто бы этого не заметил, и, переломив пополам, сказал:
– Не бахвальства ради говорю, но для того, чтоб поберегли вы свою силу до иной поры: довольно сего баловства! Никому из вас, – Святогор обвёл зажатой в кулаке сломанной стрелой толпу, – не взять меня ни голыми руками, ни мечом. Доказал ли я свои слова, селяне?
Мёртвая тишина была ему ответом, и тогда Святогор продолжал, обернувшись к княжичу, всё ещё державшему в руках лук: