– Нешто человек? – ахнул кто-то. И теперь уже все уверились, что под полушарием на тонких верёвках болтается, плавно снижаясь, именно человек. Однако с железной птицей, уткнувшейся в холм, не всё было кончено: в её полыхавших недрах что-то жутко и оглушительно треснуло, из мешанины огня вырвались новые языки, брызнули окрест какие-то куски, и летели они с такой быстротой, что иные достигли снижающегося купола, нёсшего человека, подвешенного к нему множеством туго натянутых верёвок. Илья заворожённо следил за всей этой невиданной суматохой, как купол вдруг дёрнулся, задетый осколком, смялся и тут же превратился в некий лоскут, неуверенно и нелепо бьющийся за теперь уже стремительно падающим человеком. По склону утекали жалкие остатки уцелевших и, видно, перепуганных насмерть хазар, а их преследователи в замешательстве стояли, придерживая разгорячённых коней, и следили за небывальщиной.
Человек стремительно падал с большой высоты и наконец достиг земли.
– Ах, сердешный, – снова отозвался кто-то. – Эк приложился…
И тотчас Илья пришпорил коня и кинулся к человеку раньше других.
Тот лежал неподвижно. Илья, спешиваясь, всё ждал, что он вот-вот пошевелится, но зря. Илья уже подошёл вплотную, на всякий случай держа наизготовку меч.
Человек лежал на сухой кочке среди перепутавшихся верёвок, что тянулись к лоскуту ткани, жалко лежавшему рядом и трепетавшему на лёгком ветру. Эвон что… Вот так тряпица. Одет человек был не по-здешнему, и всю его голову закрывал чудной шелом. Лицо закрывало чёрное забрало, в котором Илья видел свое отражение. Ещё на забрале было нечто, похожее на клюв, от которого тянулся куда-то гибкий патрубок. Илья присел рядом, не видя угрозы от пришлеца. Позади загудели воины, уже поспевшие за Ильёй:
– Вот храбрец! Погодил бы ты, мало ли…
Человек пошевелился, глухо застонал из-под шлема. Дотянулся рукой до своего «клюва», пошарил рядом, что-то щёлкнуло, и клюв неожиданно съехал на сторону. Ошеломлённый Илья увидел рот человека. По гладко выбритой коже заструилась кровь. Убрав меч в ножны за спиной, Илья наклонился над человеком. Осмелел, шаря руками по шлему, пытаясь его снять. Потянул за какую-то защёлку, и блестящее чёрное забрало ушло наверх, открывая лицо человека. И лицом он был не хазарин и не иной басурманин, а походил на славянина.
– Что стряслось, незнакомец? – спросил Илья. Лицо человека исказила боль, и он в ответ лишь застонал. Муромец пошарил руками по ремням, пересекавшим грудь незнакомца, стараясь освободить его, но у него ничего не вышло. Человек тем временем снова открыл глаза, и теперь они были мутны. «Морану-смерть разглядывает», – понял Муромец, а человек разлепил побледневшие губы и начал говорить непонятные слова, мешая их с известными:
– Стас… При… приборы отказали…
Илья вытащил из-за пояса нож и принялся резать тугие ремни, сработанные словно бы из ткани, но крепкие не в пример ей. Человек бормотал, хватая воздух начинающими синеть губами:
– Самопроизвольный запуск ра… а…
Соратники, стоявшие поодаль, начали медленно приближаться. Кто-то крикнул:
– Поберёгся бы ты, Илюшка!
Илья наконец справился с непослушными ремнями, выпростал грудь. Незнакомец перестал бормотать непонятные слова и слабо закричал от боли.
– Прости, брат!.. – сказал Илья, от всего сердца жалея беднягу. Он уже понял, что незнакомец переломал себе кости и выжить ему не суждено. На жухлой траве тело человека в невероятном одеянии и удивительном круглом шеломе смотрелось жутко. Подъехавшие ратники опасливо разглядывали его, удивляясь решительности Ильи: они бы уж точно не стали трогать сего странника[14]. Муромец пробовал бороться с одеянием пришлеца, но это доставляло тому боль, и Илья перестал.
Солнце, выбирающееся из-за холма, пробивалось сквозь поднимающийся столбом чёрный зловещий дым и касалось лица человека, лежащего на земле.
– Стас… скажи Соне…
Взгляд человека прояснился, и он удивлённо посмотрел на Илью.
– Треугольник-то Бермудский и впрямь… – чётко произнёс незнакомец и затих с открытыми глазами.
Илья стащил с головы свой шелом и тихо сказал:
– Ушёл… Забрала его Морана-смерть.
Ратники нестройно обнажили головы тоже. Ждан отыскал в толпе нужного человека и сказал ему:
– Давай-ка, дуй до становища. Отыщешь воеводу и всё ему скажешь. Пусть сюда поспешает. Или пришлёт кого другого. Дуй.