С этими словами Зосима стремительно выхватил откуда-то из недр своей чёрной рясы небольшую книгу в кожаном переплете и с серебряным окладом и воздел её над головой.
– Не к добру явился к нам сей стальной змей! – добавил поп. – О том книга святая свидетельствует!
В наступившей тишине все услышали, как тяжко вздохнул князь Владимир.
– Ступайте, – сказал он десятнику и Илье. С ними вышел и сарацин по знаку Зосимы. Мрачно стоял князь над разложенными на земле невиданными изделиями, потом нагнулся к небольшому, воронёной стали предмету в кожаном чехле, так же найденному у мертвеца.
– Не касайся ничего этого, князь. Ты человек крещёный, не оскверняй себя.
Владимир помедлил, но послушался, отняв руку и отступив на шаг назад.
– Что же мне делать, Зосима? – спросил с отчаянием в голосе князь. – Выходит, знамение это не к добру, и не взять мне Корсунь!
– Молись усерднее, князь, – ответил Зосима. – И ночью и днём молись. В Господе нашем надежда твоя. Услышит тебя Спаситель – не будет преград для тебя в делах твоих.
Князь истово троекратно перекрестился и прошептал молитву, сбиваясь от волнения. Зосима подсказал ему забытые слова и добавил:
– В становище молитву творить будешь. Со мной вместе. А пока вели зарыть всё, что огонь не взял. Остальное, – он кивнул головой на разложенные вещи, – и покойника… – Зосима мгновение подумал: – Огню предать. Всё, что гореть способно – в огонь. Он всё очистит. Книжнику своему походному накажи о змее этом в летописи ни одним словом не упоминать. Остальное я скажу твоим людям.
…Выставив стражу у входа в шатёр и возле дымящего остова чудища, дружина стояла поодаль, негромко переговариваясь. Остальные воины держались особняком, тоже обсуждая всё происшедшее.
– Не к добру это всё… Гневаются боги на нашего князя, принявшего эллинскую веру…
– Не скажи, славяне… Все видали, как он поганых пожёг. А над нами прошёл – не шелохнулся даже. В помощь он нам, как его… не знаешь, как величать. Богами нашими в помощь.
– Может, и так, да чудно́ всё-таки… Поживём – увидим.
Из шатра вышел князь и с ним Зосима. Владимир поднял руку, и все повернулись к нему.
– Слушайте своего князя, ребята! Чудище железное схоронить – предать земле, откуда, знамо, оно и пришло к нам. Всё, что горит, должно быть сожжено. Мертвеца – тоже предать огню – как предки наши поступали.
При этих словах толпа одобрительно загудела: большинство было славянами, и они опасались, что князь велит зарыть тело в землю, как было принято у христиан. Князь тем временем продолжал:
– О змее сём не болтать! Слыхали? Зосима теперь скажет.
Зосима поднял руки, и все увидели, что он держит давешнюю книгу.
– В книге сей святой сказано, что Змей есть искуситель и посланник противника бога. Не болтайте же о нём, ибо тогда зло не сможет помешать делу, ради которого вы терпите лишения этого похода. Не говорите о сём чудовище ни своим соратникам, ни иному люду. Если же ослушаетесь, не будет вам удачи, как не было её и праотцам нашим, доверившимся Змею, о чём в книге сей правдиво сказано!
Зосима потряс своей книгой над головой, и на ней блеснул серебряный крест – символ распятого сына бога, которому поклонялись эллины и к которому обратился не так чтобы давно князь киевский Владимир.
Воевода Добрыня лично руководил приказом князя, брезгливо осматривая железное чудовище, для которого рыли яму все те, кто ещё утром преследовал хазар, напавших на крайние дозоры становища. Кое-как схоронив останки чудища, остальное побросали в костёр и после тоже зарыли. На отдельном костре сожгли тело чужеземца. Умаялись донельзя, и лишь ночью вернулись в стан, да повалились спать. А в княжьем шатре не смыкали глаз князь и Зосима.
Под образом Спасителя горела лампада, и перед ней на коленях стояли поп и князь, твердя молитвы. Когда сама собой повисла пауза, Зосима дал князю небольшой роздых, и Владимир сказал:
– Послезавтра опять на штурм пойду.
Зосима по обыкновению бесстрастно посмотрел на князя. Тот поглядел в ответ и сказал:
– Что, думаешь, не стоит?
Зосима пожал плечами:
– Ты здесь князь. Ты осаду учинил.
Владимир крякнул с досадой:
– Нет от тебя проку, Зосима… Чего ты ко мне пришёл? Сидел бы в Киеве…
– Я уже говорил тебе, князь. Мое место рядом с тем, кто терпит испытание в вере. Не печалься. Лишь истинно верующему отвечает Господь. Давай снова творить молитву.
Князь тяжко вздохнул и вновь раскрыл молитвенник, переведённый ещё Константином Философом, сподвижником Мефодия[15], подаренный ему при крещении.
На краю земли небо посветлело – занималась заря.
15
Речь идёт о Кирилле (Константин Философ) и Мефодии, основателях славянской письменности.