– Князь…
– Сколько потеряли людей? – оборвал его Владимир.
– Точно ещё не считано, но не меньше трёх сотен.
Князь скрипнул зубами, и Добрыня увидел, как побелели его сжатые кулаки.
– Проклятый город… – негромко произнёс Владимир, скосив глаза на Зосиму. Тот, однако, будто ничего не слыхал и, похоже, молча творил молитву.
– Господи, прости мне грехи, – перекрестился князь и тяжело вздохнул. Тем временем Зосима поднял голову и поклонился князю со словами:
– Я покину тебя ненадолго, князь. Нужно проводить погибших христиан.
И, не дожидаясь ответа, пошёл на окраину становища, где складывали павших – христиан отдельно, язычников отдельно, и последних было гораздо больше.
Добрыня стоял и ждал, что скажет князь. Тот долго молчал и произнёс глухим голосом:
– Только не смей мне говорить, дядька, о том, что пора уходить. Нет мне отсюда дороги назад. Пусть даже сюда ещё дюжина огнедышащих чудищ пожалует…
Добрыня молча поклонился. Князь повернулся было, чтобы идти в шатёр, но задержался и спросил:
– Ты вот что… Дай-ка Зосиме в подмогу кого из своих воинов.
– В помощь? – удивился Добрыня. – С чем это он не справляется? Павших спроваживать?
– Не понял ты, – поморщился Владимир. – С ним двое его людей… Слуга да охранник. Видел их?
– Как не видать, – пожал крутыми плечами Добрыня, – сарацин с саблей кривою да из наших, славян, парень.
– Ну, так вот – дай-ка сарацину в подмогу кого из своих воинов.
– Да нешто он сам не сладит? И нашей охраны в становище полно, – насупился Добрыня. – Своих ратников ему давать…
– А ты дай, – сказал князь, подойдя к дядьке ближе, и заглянул ему в глаза: – Да не абы кого, а воина искусного.
Добрыня вглядывался в приблизившееся лицо Владимира и силился понять, не скрыто ли за этими словами иного смысла.
– Э-э… – прогудел он, медля. – Значит, дать кого из надёжных?
Князь поморщился:
– Нет, дядька. Не перегибай. Таких надёжных не надо. Воина дай доброго. Есть у тебя такой?
Добрыня насупился ещё больше, от чего его глаза скрылись под кустистыми бровями, и неохотно сказал:
– Найдётся…
– Вот и ладно, – вздохнул князь и добавил. – Кого дашь-то?
– Кого… – прикидывая, повторил Добрыня. – Да хоть этого, Илюшку, что к тебе в дружину метит.
– Это который в Киев дохлого разбойника Соловья притащил? Муромца? – поднял брови князь. – Вот и верно. К слову – как он тебе?
– Добрый воин будет. Равных ему в мечном бою не сыскать и в дружине. На приступ нынче ходил.
– Цел ли?
– Цел, надёжа. Слава богам… – Добрыня запнулся и перекрестился, поправляясь: – Богу… Вот оклемается малость, и отошлю к попу.
– Добро, – устало сказал князь и пошёл к своему шатру.
Давно уже были зарыты в землю христиане, чудно́ и торжественно спроваженные Зосимой, и уже затих погребальный костёр, где распростились с Явью погибшие славяне, и на затихающее становище опустилась ночь. Илья сидел на окраине становища и слушал, как печально, в такт смуте, терзавшей его душу, вздыхало море. Полная луна скакала по волнам далеко в солёных водах: Илья смотрел на эту завораживающую пляску, и у него в ушах раздавались звуки давешнего боя – бессмысленного и беспощадного.
Сзади, нарочно громко ступая по гальке с песком, подошёл Хвощ. Кашлянул для порядку и присел рядом. Муромец не пошевелился. Хвощ погладил перевязанную руку, ужаленную стрелой, и другую положил на плечо Ильи.
– Знаю, Илюшка, каково тебе сейчас. Так завсегда после первой сечи под стенами…
Илья молчал. Хвощ вздохнул и тоже уставился на пляшущие осколки луны в море. Долго сидели, слушая прибой, а потом Илья, всё так же глядя на волны, сказал глухим голосом:
– Я шёл к киевскому князю, чтобы служить родной земле. А вышло, что ушёл в южные степи грозить соседям. Мы всегда были дружны с эллинами. Отец мой сказывал, как торговал с ними в Киеве, и они всегда вели честный торг. А теперь его сын идёт на штурм мирного города, где эти самые эллины живут. Не ведал я, что стану ломиться непрошенным гостем вместо того, чтобы быть – как задумывал – защитником…
– Эк, брат… Князь своим умом прикидывает, что до́лжно его воинам делать. Назвался груздем – полезай в кузов. Так-то…
– О том меня и мой наставник предупреждал, – вздохнул Илья. – Да я слушать не хотел…
Помолчали. Потом Илья повернул голову к Хвощу и спросил:
– Зачем мы здесь?
– Не знаю, Илюшка. Я простой воин. Пять лет уже киевскому князю служу. Поначалу тоже хотел в дружину. Но туда пробиться – дело нелёгкое. Туда берут либо за имя грозное – норманнов тех же – либо за большие воинские умения. А я что? Сын оружейника киевского. Сызмальства к оружию приучен. Но вот в дружину не попал, хотя, говорят, добрым воином стал. Да мне большего и не надобно теперь. Вот вернусь целым – дай боги! – и то ладно.