- Да, - сказала она.
- Ради бога, никогда такого не говори, - сказал Роберт, и я увидел на его лице страх. - Текст хороший, но к нашей ситуации абсолютно не подходит.
- К нашей? - спросил я. - Разве мы вместе их раздеваем? Я всегда это делал один. Но, пожалуйста, можешь попробовать. Прямо сейчас, в Тверии. Не исключено, что ты даже по-настоящему женишься и уедешь с ней за океан.
- Умоляю, не нервируй меня. Не мешай сосредоточиться. Тебе кажется, все это легко и вообще мы уже ничем не рискуем. А тут многое зависит от нюансов. Иногда можно на какой-нибудь ерунде поскользнуться, и все полетит к чертям.
- Ты мне надоел, - сказал я. - Хочешь думать о нюансах - думай. Для меня они все - клиентки. Случай из учебника психологии: врожденная тяга к богатым женщинам. -Я повернулся к девушке: - Дашь еще глотнуть?
- Это уже в последний раз, - сказал Роберт. - Если ты к завтрашнему утру распухнешь, даже после двух таблеток диамокса до вечера от тебя все равно не будет проку. Раньше ты вряд ли придешь в норму, и мы опять целый день потеряем. Вспомни, сколько стоит номер в гостинице. Тверия дороже Тель-Авива.
- Ну и что? Я пью с горя, - сказал я. - Пью, потому что не могу спать. Потому что снотворные мне больше не помогают. Потому что я столько их наглотался, что они перестали действовать. И лишь эта женщина подарит мне сон без таблеток и спиртного. Странно, что тебе такое не пришло в голову. Любая почувствует себя счастливой, если ей сказать, что она кому-то дарует сон. Нет такой идиотки, которая не зайдется от восторга услышав, что ее пышное тело… дальнейшее тебе известно. - Я помолчал немного, потом повторил: - Ее пышное тело.
- Знаешь, а ты сказал умную вещь. Конечно, любая женщина придет в восторг, узнав, что она дарует сон. Особенно здорово ты придумал про снотворные. И про то, что они на тебя уже совершенно не действуют. Пожалуй, тебе придется пальнуть себе в голову. Но как сделать, чтобы ты промазал, стреляя из пистолета девятимиллиметрового калибра, приставленного к виску? Это еще надо обдумать. А дальше все пойдет гладко. - Он перегнулся через мое плечо к девушке и сказал: - Головастый малый, верно? И все равно диву даешься, когда случается время от времени заработать. Но никто не знает, что я переживаю, оставляя его наедине с какой-нибудь из них. Это известно только Богу и мне.
- Позволь ему выпить, - сказала девушка.
- Ладно, пускай пьет. Кстати, он давно не пил. Может, и не опухнет. - Он мазнул меня рукой по щеке и сказал: - К тому же его ждет бессонная ночь. После бессонной ночи он будет смахивать на привидение.
- Вы не ночуете в Хайфе? - спросила девушка.
- Нет. Только купим ему в ночной аптеке таблетки. В Тель-Авиве нам в аптеки ход заказан. Потому и едем кружным путем. Каждый рецепт обходится вдвое дороже.
- И, естественно, выписывается на чужую фамилию.
- Нет, - сказал Роберт. - Как раз наоборот. Рецепты на его фамилию. Ведь вся трагедия в том, что он не спит: таблеток этих у него навалом. Не будь их, он бы и выстрелить в себя мог.
- Можно сперва застрелить собаку и приберечь одну пулю для себя.
- Умоляю, не учи меня. Стреляя в собак, он об этом не думает. Он же депрессивный маньяк, съехавший с катушек. Убивает любимое животное, а потом терзается от стыда. Но пистолет уже разряжен. Единственный выход - таблетки.
- А почему бы ему не повеситься?
- Не давай мне умных советов. У всякого самоубийцы свое представление о смерти. Один способен только отравиться, второй - застрелиться, а третий вешается на дверной ручке. Для депрессивных маньяков универсальных методов не существует. Любой врач тебе это скажет. В том-то и штука, что за ними невозможно уследить: каждый норовит откинуть копыта на свой манер.
- Есть такие, что кончают с собой в приступе отчаяния, - этим все равно.
- Да, которые обезумели или убиты горем. Эти выпрыгивают из окон и вскрывают себе вены. У нас не тот случай. Многолетние несчастья раздавили его. И вот теперь он встретил женщину, с которой не может соединиться… Остальное тебе понятно.
- Дай еще глоток, - попросил я.
- Я тебе дам целую бутылку, только не мешай спать.
- Не хочу, чтобы ты спала, - сказал я. - Хочу с тобой трепаться. И хочу, чтобы ты ко мне повернулась.
Она повернулась, и опять я волей-неволей смотрел на ее прямой нос, и ее сильную шею, и маленький шрам.
- Про тебя написан рассказ «И эти губы, и глаза зеленые» [1]? - спросил я.
- Я тебе сказала, куда еду. И сказала, почему там останусь. И сказала, почему смогу остаться.
Я уже захорошел. Позади у меня были три дня в больнице и тяжелый день хамсина, и сегодня я почти ничего не ел, так что теперь этот крепкий израильский коньяк как огонь тек у меня по жилам.