- Ради удовольствия. Вы ни о чем таком не слыхали?
- Удовольствие? От этих развалин? Я вечно боюсь, как бы которая-нибудь не рассыпалась под ним раньше времени. Знаете, у нас был такой случай: у бабы началась истерика, и пришлось везти ее в больницу. От счастья. А догадываетесь почему? Потому что последний раз она лежала под мужиком пятнадцать лет назад и тут совершенно офонарела. А вы говорите об удовольствии.
- Да ведь он мог влюбиться в красивую молодую девушку.
Роберт повернулся ко мне; вид у него был как у человека, наблюдающего за двумя мчащимися навстречу друг другу поездами.
- Ты ведь не способен на такую подлянку? - прошептал он.
- Будь спокоен, - сказал я.
Роберт обратился к хозяину дома:
- Почему вы стараетесь нас поссорить? С чего вам взбрело в голову, что этот человек может трахать кого-то задаром? Мало, что вы довели до слез собственную жену? Но женщины ничего не забывают она вам это припомнит. Умей их сестра забывать, ни он, ни я не заработали бы ни гроша. И вы тоже. Женщина в жизни не забудет предмета своих грез. Одна мечтала о тиране, другая - о лирике, третья - еще о ком- то. Память в женщине убить нельзя. Вам известно, что легче всего облапошить именно такую, которая хочет забыть? Эти всегда остаются с носом: ищут приключений, а попадаются в сети любви. Особенно меня смешат бабы, которые считаются холодными и скупыми. Этих обработать проще простого. У нас уже было несколько таких. Это тебе не мужчина, который сделает девушке ребенка, а потом никак не может припомнить, где это было и с кем, и только ее адвокат воскресит волшебные воспоминанья. А всего лучше те, что рвутся отомстить мужчинам. Самый благодатный материал. Цены им нет: тратишь вдвое меньше времени, чем на тех, которые мечтают о великой любви. В женщине всегда возьмет верх жажда справедливости. По той простой причине, что о боли им известно больше нашего. Даже самым распоследним блядям. - Он обратился ко мне: - Помнишь ту кретинку из Канады, которая приехала сюда отыгрываться на мужиках, а потом просила взаймы на обратную дорогу?
- Помню.
- Вот видите, господа. Что вы знаете о женщинах? Я сам давно мечтаю жениться и начать наконец новую жизнь, да времени нет…
Теперь хозяин дома его перебил - впервые за этот вечер:
- Понятно, что у вас нет времени. Вы ведь беспрерывно жените своего дружка.
Роберт подошел к столу и налил себе чашку кофе. Постоял минуту с выражением глубокого отвращения на лице.
- Кофеек тоже паршивый, - сказал.
И мы ушли; шагая по Алленби, я видел огни входящего в порт парохода.
- Это корабль нашего миссионера, - сказал я.
- Не думай об этом.
Мы вернулись в гостиницу, и я дал Гарри подержать собаку, а сам хотел пойти за вещами, но тут вошел Шон.
- Это уже завтра, - сказал он.
- Да. Тридцать три.
Вошла его жена.
- Может, начнешь? - спросила она. - Я уже закончила. Или будешь ждать до утра?
- Ты о чем?
- Когда собираешься укладываться?
- Мы не будем укладываться, - сказал он. - Мы остаемся. Раз удалось обратить одного, будут и другие. Первого я обратил в Яффе, а теперь пойду искать дальше.
- Это, что ли, твой обращенный из Яффы? - спросила она.
- Да.
- Ты знаешь, сколько этому человеку лет?
- Завтра исполняется тридцать три.
- Этот человек уже тридцать три года католик и всегда им был. И вдобавок оказался настолько любезен, что развлекал тебя по вечерам беседами на религиозные темы.
- Этот человек - католик? - спросил Шон.
- С рожденья.
- Откуда ты знаешь?
- Я с ним спала. Лучше все-таки займись своими вещами.
Она ушла, и вошла Луиза.
- Погасите свет, - сказала она. - Или поверните прожектор к стене.
- Здесь нет никакого прожектора, Луиза, - сказал я. - Это обыкновенная лампа.
- Поверните прожектор к стене, - повторила Луиза. Она набралась больше обычного; Шон вышел, а я повернул лампу.
- Я тебе показывала, какой была раньше? - спросила она. Сейчас, в темноте, я не видел ее лица. Она вынула карточку. - Уже показывала?
- Ты в этой гостинице всем показывала.
Шон вернулся; пододвинул к себе корзину и стал рвать какие-то бумаги.
- Что это, Шон? - спросил я его.
- Наши с тобой беседы, - сказал он. - Я их записывал.
Он брал листок за листком и методично рвал, а Луиза подошла к нему и протянула свою фотографию.
Шон, не взглянув на снимок, разорвал его на кусочки и бросил в корзину.
- Сделать тебе чаю, Луиза? - спросил Гарри. - Чай здорово помогает. Полфунта.
Она взяла лампу, стоящую на столе, и осветила свое лицо, а мы все отвернулись.