Последовал мой бодрый ответ. Керран явно предпочтет первую тему для беседы.
Он все еще стоял у окна, в то время как я уже сидела на диване и смотрела на него. Наконец, оторвавшись от созерцания вида из окна, Керран неспешно подошел к дивану напротив и уселся в него, откинувшись на спинку и положив ногу на ногу.
— Что ты хочешь узнать?- небрежно бросил он, словно разговаривал со старым другом о всяких мелочах.
— Где ты родился, как жил и как стал вампиром.
Он помолчал с минуту, будто обдумывая что-то. Его лицо излучало прекрасное, умиротворяющее спокойствие. Темные глаза недвижимо устремились вниз. На минуту в голове моей пронеслась мысль, что до сих пор мне неизвестен цвет его глаз. Вдруг он заговорил, поймав все мое внимание разом:
— Я родился в небогатой дворянской семье в начале восемнадцатого века, уже не помню в каком именно году. Давно живу, как можно понять.
Он замолчал, и посмотрел на меня, чтобы заметить мою реакцию, однако я оставалась совершенно спокойной, вообще предполагая, что он мне скажет нечто вроде: я происхожу из старинного вампирского рода, насчитывающего многие и многие века.
— Я был единственным ребенком в семье, и на меня мои родители возложили все надежды. Помню, что отец положил много сил и потратил большое количество денег на то, чтобы дать мне образование достойное не того положения, в котором мы оказались, но достойное знатности моего дворянского рода, берущего начало уже в 14 веке с соответствующей пометкой в генеалогическом древе. Это такой список, который ведет каждая знатная семья, дабы проследить насколько стар (и соответственно престижен) род и насколько чиста его кровь, с тем, чтобы гордиться этим и иметь претензию на более высокий статус, - пояснил он, хотя и без надобности, - Мы жили в городских окрестностях, жизнью далекой от дворцовых интриг и политики государства. Мой отец всегда соблюдал нейтралитет касательно государственных вопросов и никогда не вмешивался в сплетни и не принимал в них участия, что в то время можно было назвать странным и ненормальным. Но он просто хотел спокойной жизни для себя и своей семьи. Увы, он явно ошибся веком, в котором родился и жил. Семья наша была уважаема….до поры до времени. Не хочу вдаваться в эти грустные воспоминания, но случилось так, что мы обеднели.
Отец впал в немилость, как часто бывает у тех дворян, которые хотят жить честно и стараются не причинять никому вреда. Кроме того, он не состоял при Дворе и не имел тогда никаких влиятельных знакомых, которые могли бы помочь ему. Как я уже говорил, из-за этого расходы на мое образование ощущались особенно остро. Мы не могли позволить себе тех вещей, которые нам вменялось иметь по статусу и естественно это обстоятельство сильно угнетало мать. Она все свои силы направляла на то, чтобы скрыть нашу бедность и мои таланты (часто надуманные) выставляла как наше “богатство”. Ну что же, ее можно было понять. Мы вели уединенную и скромную жизнь. В подобном случае, чтобы не пострадать, предварительно нужно бы было удалиться от мира куда-нибудь в деревню, где бы имелось личное укрытие. Тем не менее мы продолжали беднеть. Отец сильно страдал, видно было, что он близок к самоубийству. Он боялся не за себя, но за нас, точнее он чувствовал себя виноватым за то, что случилось с нами, за то, что разбил наше благоприятное будущее. Целыми днями он мог просиживать в своем кабинете, отрешившись от всего на свете. Когда же случалось так, что кто-нибудь из нас ловил его уставший взгляд, то непременно в нем ощущалось чувство вины, неискоренимое и всепоглощающее. В конце концов враги сместили его с поста губернатора того округа, которым он управлял. Король, едва ли вспомнив о нем, назначил ему и за компанию мне, такую маленькую пенсию, что едва ли на нее можно было сводить концы с концами. Мне же, вдобавок, предложили пост младшего офицера в армии гвардейцев, чтобы я мог начать карьеру в армии! Обычно эта участь ожидала только вторых детей в семье, которые вынуждены были сами пробивать себе дорогу в жизнь, так как все наследство доставалось первым. Моя мать оскорбилась до глубины души, узнав о решении монарха и никак не желала смириться с этим. В то время, вместо того, чтобы получить поддержку от матери, отец получал он нее только негодование, слезы и жалобы. Не удивительно, что он очень быстро заболел и умер, оставив мать и меня. Мы с ней оказались в таком положении, что у меня на тот момент имелась невеста из знатной семьи, которую я очень любил, но на которой теперь не имел права жениться, а мать находилась уже в том возрасте, когда вторично выходить замуж зазорно. Для себя она уже имела обдуманное решение. Она удалилась в монастырь, где и умерла вскоре. Я же тогда испил полную чаша горя, будучи имея душу очень хрупкую, чтобы вынести все несчастья. Заручиться за меня, чтобы сделать карьеру, кроме отца было не кому. Кто станет слушать молодого незнакомого человека, появившегося неизвестно откуда? К тому же слишком юного. Никто не мог дать мне рекомендаций, не зная меня и не испытывая ко мне никаких добрых чувств. Помню, сам не раз думал о самоубийстве, помню, находился почти на грани умопомешательства, не представляя, что делать дальше. Моя невеста, естественно, после нашей опалы и слышать обо мне не хотела. Ее холодность для меня была ужасней всего на свете и если бы не она, возможно, я бы гораздо быстрее нашел выход и вообще пришел бы в себя. Даже, скорее всего, все дело было именно в ней, прибавить сюда еще преждевременную смерть родителей......
Можно сказать, полгода я пребывал в каком-то сне или бездействии или апатии, не могу дать точного определения моему тогдашнему состоянию. Я все чаще пропадал в кабаках, где связался с отбросами общества и где мы пили все вместе за мой счет. Не знаю, сколько бы продлилось такое мое положение и чем бы все кончилось, если бы ко мне не пришел на помощь мой друг. Он был немного старше меня, и статус занимал ниже, но мы с ним всегда дружили. Более того, он был мне вместо брата, которого я никогда не имел, но которого мне всегда хотелось иметь. Правда у него был странный характер, молчаливый и отчужденный. Я списывал эти качества на его натуру. Сам, будучи от природы мечтательный, я чаще бывал один или же, если случалось что мы виделись, то он чаще молчал, что меня вполне устраивало. А когда на меня одно за другим стали сыпаться несчастья, его странное поведение как нельзя, кстати, подошло мне по состоянию моей души и мы сблизились с ним еще больше.
Он видел, в каком состоянии я нахожусь, а я чувствовал, что он сам чем-то сильно озадачен. Однако, я вообще не воспринимал реальность, не замечал очевидного. Мой друг серьезно думал о чем-то, подолгу мог смотреть на меня, однако я не обращал на это внимания и просто не видел его пристального взгляда, только позже в моей памяти всплыли обрывки картинок тех событий. Однако можно было бы догадаться, что его что-то мучает.
Видимо, я настолько часто говорил ему, что не хочу больше жить, что он буквально воспринял мои слова и решил сделать меня тем, кто я есть сейчас. Он сам оказался вампиром, чего я не знал тогда. В один из дней он посмотрел на меня странным взглядом и сказал: "Я знаю, как облегчить тебе жизнь. У тебя не будет никаких проблем. Ты хочешь этого?"